Шрифт:
– О, почти вся пожарная команда в сборе! Что характерно, живые и здоровые, без грязно-кровавых бинтов и белоснежного гипса, – пессимистически ухмыльнулся Иван Иванович и любезно пояснил, недоверчиво косясь на Лёню с Агафонычем. – Вчера поздним вечером Москва рекомендовала этих секретных ухарей. Как, спрашиваешь, рекомендовала? А в качестве добрых ангелов-хранителей и всемогущих волшебников-магов, могущих решить любую, пусть даже и теоретически неразрешимую проблему, ясен пень…. Кроме этой сладкой парочки имеется ещё один. Белобрысый такой, хамоватый слегка…
– Васяткой кличут, – подсказал Ник. – Капитан ГРУ.
– Во, во, «грушник», мать его! Уже познакомился? И, как они тебе?
– Обычные среднестатистические рыцари плаща и кинжала. Не прибавить и не убивать…
– Это точно, что рыцари! Только вот, не понять, сколько не старайся, какого конкретного ордена, – на краткий миг развеселился Ануфриев, но уже через секунду-другую опять стал бесконечно серьёзным и хмуро велел офицерам спецслужб: – Господа хорошие, кончайте-ка бездельничать, поимейте совесть! Идите, идите, занимайтесь насущными делами! Присматривайтесь, прислушивайтесь, принюхивайтесь…. Короче говоря, отрабатывайте народный хлебушек, дармоеды. Мне потолковать надо с подчинённым. Как это – о чём потолковать? О делах наших скорбных, сиюминутных, секретных…. Всё, бойцы отважные и неподкупные, идите отсюда. Не отсвечивайте! А не то позвоню сейчас лично Владимиру Владимировичу и пошло нажалуюсь…
Когда майор и подполковник, недовольно вздыхая, покинули кабинет банкира, Ануфриев посмотрел на Ника – как-то странно и жалостливо – после чего предложил:
– Присаживайся, Николай Сергеевич! Присаживайся, дорогой, в ногах правды нет…. Закуривай, сейчас я тебя огорчать буду. Выливать на твою забубённую головушку, как принято выражаться в толстых книжках-романах, ушаты холоднющей водицы…
– Что-то случилось? – насторожился Ник.
– Случилось. Я ранним утром получил протоколы допроса Быстрова Олега Абрамовича, твоего соседа по коттеджному посёлку. Протоколы лежат в моём сейфе, если захочешь, то потом дам почитать, – Иван Иванович задумчиво замолчал.
– Ну, и?
– Не нукай, не запряг! – совсем, как говорящий Кот из сна про Заброшенные Крыши, обиделся Ануфриев. – Всё очень и очень серьёзно, Николай. Даже более чем серьёзно…
– Не томи, Иван Иванович, рассказывай! Выливай свой обещанный ушат, чего уж там…
Ануфриев ловко ухватился зубами за кончик толстой никарагуанской сигары, лежащей на краю письменного стола, резко чиркнул кривыми ятаганами друг о друга, прикурил он возникшей – на доли секунды – голубой искры и принялся доходчиво излагать:
– Олег Иванович на ночном допросе сообщил, что совершил похищение заслуженного профессора Сидорова Павла Павловича по просьбе Марии Владимировны Нестеровой, своей соседки по пригородному коттеджному посёлку, а по совместительству – многолетней любовницы.
– Что ты сказал? – опешил Ник.
– Только то, что ты слышал! Многолетней любовницы…
«Этого не может быть!», – жалобно заныл-захныкал ошарашенный внутренний голос. – «После всего, что было? Бред сивой кобылы в безоблачную лунную ночь! А как же жёлтая роза и яркая семицветная радуга на безоблачном утреннем небе? Получается, что это – элементарное совпадение? Обыкновенная, ничего незначащая случайность? И все эти древние легенды, поверья, сказки, саги, странные сны – полный и безумный бред? А вот мужской носок на подоконнике – серый такой, незнакомый, в мелкую чёрную клеточку – наоборот, является истиной в последней инстанции?»…
Из скорбной задумчивости его вывел голос Ануфриева. Вернее, губами шевелил сам Иван Иванович, а вот голос был женский. Создавалось странное впечатление, что первую часть каждой фразы говорила Маришка, а вторую – Веруня, внучка Пал Палыча.
– Итак, похищение господина Сидорова было организовано с целью получения дополнительной информации, – невозмутимо вещал Ануфриев-Матильда-Верочка. – Уточняю, для получения дополнительной информации о предстоящем приезде в наш город делегации южноафриканских ювелиров. Госпожа Нестерова – по словам Быстрова – считала, что ей не стоит проявлять избыточной настойчивости при общении со своим законным супругом на предмет его профессиональных секретов и тайн. Мол, данный супруг, то бишь, ты, Николай Сергеевич, очень скрытен и крайне подозрителен. А, кроме всего прочего, ещё и патологически честен, зараза такая…. Вот и было принято совместное взвешенное решение – выкрасть профессора Сидорова, допросить его, выпытать всякие важные нюансы…. Николай, ты как? Адекватен? Воспринимаешь информацию? Может, тебе набулькать коньяку? Ты кому-то ещё рассказывал про ювелиров? Вспоминай, родной…
– Коньячку не надо. Спасибо. Мне уже московские секретные службисты предлагали, – Ник по-честному попытался справиться с душащими его эмоциями. – А про южноафриканцев я рассказывал только Маришке и старому доктору. Больше никому, честное слово…. И то – только в самых общих чертах. Я ведь, если вы, Иван Иванович, не забыли, основные детали предстоящей операции узнал только вчерашним вечером. Это я имею в виду завещание мистера Грина – внебрачного сына Льва Троцкого, Чашу Святого Грааля, литературные редкости и всё такое прочее…
– Это правда! – как-то сразу успокоился Ануфриев и заговорил уже сугубо собственным голосом. – Надеюсь, что прошлой ночью ты, э-э-э, не разомлел окончательно от ласк супружеских? В том смысле, что не выложил прекрасной Марии Владимировне всё – как есть на самом деле? Без секретов и обиняков?
– Обижаете, Иван Иванович!
– Ну, ну. Верю, верю…. Протоколы-то будешь читать?
– Я бы предпочёл пообщаться с соседом лично, один на один, – хищно и холодно прищурился Ник. – Думаю, что так будет больше прока. Обещаю арестованного сильно не калечить. Ни физически, ни морально. Готов дать соответствующую подписку.