Субботин Денис Викторович
Шрифт:
Клинок звонко и коротко просвистел в воздухе и опустился точно на затылок пана Романа.
Свет померк в его глазах.
Тут только соизволил очнуться пан Анджей.
– Бей жидов! – заорал он хрипло и снова уронил рожу в миску. От греха подальше его утащили спать на свежий воздух. Мало ли, что ему взбредёт орать следующий раз.
6.
– Убийца! – яростно закричала Татьяна, бросаясь на Кирилла с кулаками. – Мерзавец, подлец!
Кирилл даже попятился, так яростен был её напор.
– Окстись, баба! – сурово сказал, заступая ей дорогу, Павло Громыхало. – Не видишь разве – жив твой пан! Ничто, другой раз умнее будет! Если, конечно, наш сотник ему все мозги не вышиб...
– Не должен был! – без особой уверенности возразил Кирилл. – Я вроде не сильно бил!
– Ага, не сильно! – плачущим голосом поддакнул Марек, уже склонившийся над господином. – Лекаря! Господин... Господин... очнись! Да очнись же!
Прежде чем мессир Иоганн, чересчур сильно принявший на грудь сливянки и вина, смог вскарабкаться по короткой, всего из трёх ступенек лестнице на помост, он дважды сорвался. А наверху его место уже заняла Татьяна, что-то нежно воркующая сквозь слёзы, оглаживающая лицо и щёки пана Романа.
– Воды! – сердито выкрикнула она. – Дайте кто-нибудь воды!
– Нет! – возразил мессир Иоганн. – Пока что рано. Дайте лучше что-нибудь с неприятным запахом. Поострее! Чеснок там, можно и лук...
Чесночина – ядрёная, аж слёзы градом от запаха, нашлась, пусть и не сразу. Мессир Иоганн, не долго думая, сунул её под нос пану Роману. Тот, бедный, закашлялся и забился в корчах, его выгнуло дугой... зато пришёл в себя.
– Где я? – прохрипел он, с трудом размыкая глаза. – Ух, как меня... Ох...
Стон был настолько натуральным и полным страдания, что Татьяна разразилась рыданиями, и бросилась ему на грудь.
– Роман! Любый мой! – прорыдала она, уткнувшись носом ему куда-то в подмышку. – Боже, Боже! Покарай этого негодяя!
Кирилл криво усмехнулся. Вот так всегда... Делаешь доброе дело, оставляешь жизнь противнику, а в результате на твою же голову сыплются градом проклятия, а сам противник блаженствует, над ним трясутся, его оберегают... Ему, вон, вина лучшего полную чарку наливают!
Пан Роман попытался встать, но тут напомнила о себе рана в боку. Охнув, он откинулся на спину и вновь потерял сознание, что только усилило суету вокруг него.
– Собираемся! – коротко приказал Кирилл Прокопу. – Павло, твои молодцы пусть будут наготове! Может быть, ляхи и попытаются отбить обратно бабу своего господина...
– Ты её забираешь всё же? – спросил Прокоп, и Кирилл с удивлением отметил в его голосе осуждение.
– А как же! – с нескрываемым удивлением, воскликнул он. – Забираю, конечно! Забыл? Нам за неё тысячу корабленников обещано! Пусть на всех – сумма немалая так и так! Что скажешь, ты отказываешься от своей доли?
– Да я и так неплохо пограбил! – мрачно сказал Прокоп. – А разлучать любящие сердца – грех... Ну и что, что она – мужняя жена! Вот мой дед, было дело, из Казани себе бабу привёз. Мою бабку, кстати! И что, что она замужем была за каким-то татарином? И что, что у неё двое глуздырей уже было? Очинно даже хорошо они жили. Он её, конечно, окрестил, стала она Агафьей. Трое сынов деду родила... моего батю, кстати! Дед трижды в Казань ездил – её детей искал. Так разве ж найдёшь... Там тогда такой погром был – и не сыскать, как бы ни хотелось!
– К чему ты мне это говоришь? – хмуро поинтересовался Кирилл, искоса наблюдая за тем, как два дюжих стрельца осторожно сносят ларец вниз и волокут его к двери, а остальные пристально следят за напряжёнными, готовыми броситься на московитов ляхами. Ляхов, правда, осталось – раз, два, да и обчёлся. Всё больше казаки. Украинцы. Такие же православные. Однако – враги!
– Я к тому, что возможно ведь сказать, что она – погибла! – осторожно сказал Прокоп. – Ну да, солгать! Что ты сверкаешь на меня глазищами? Никогда не врал? Никому?! Шагин! Ну, хоть ты скажи ему!
– А что я должен сказать? – удивился Шагин, напуская на плоское, как тарель лицо выражение скуки. – Ты, друг Прокоп, забываешь, что говоришь ересь! По-твоему, так любая баба, как только пожелает, может в блуд удариться! По-твоему, так ежели ей мужчина, перед Богом и людьми в мужья взятый, не нравится, так можно молодого и красивого подбирать, а про мужа – забывать! Нет, Прокоп, вовсе не так всё! Вот представь себе, что твоя Аглая, пока тебя нет, сердечного друга заведёт. Что с ней станется?