– Ну, я-то не лях! – возразил ему Андрей Головня, твёрдой рукой наливая себе в кувшин густой, как сироп мальвазии. – Ты – будешь?

– А то как же! – удивлённо протянул Кирилл. – Лей, не жалей! Доброе вино… твой пан его бочонка два прихватил, а этот… лях, так и вовсе полдюжины!

– Да, пан Анджей знает толк в вине! – дружелюбно согласился Головня. – Наш пан Роман – не таков! У него поменьше опыта в питии.

– Да, я заметил, что он предпочёл сбежать! – насмешливо припомнил Кирилл. – Гляди-ка, сколько уже место пустует. И боярыня наша – сбежала! Ладно, пусть милуются голубки… напоследок!

В зале стоял шум, почти никто уже не говорил шёпотом и каждый – пытался перекричать собеседника. Однако вошедший в этот момент в зал пан Роман каким-то чудом услышал слова сотника и, встав против него в нескольких шагах, холодно поинтересовался:

– Это как?

– Как, как! – немедленно подпустив холода и в свой голос, ответил ему Кирилл. – Так! Она – мужняя жена боярина Ильи Совина. Жена перед Богом и людьми! Ты – православный… как станешь жить с ней? Во грехе? Если у вас и будут дети, они будут байстрюками! Незаконнорожденными! Ты этого хочешь? Хочешь, чтобы род твой пресёкся? Чтобы не было больше на земле его? Тогда вези её к себе, в Смородиновку! И послушай, что скажет тебе твой священник! Вряд ли это будет благословение святой церкви…

Пан Роман смертельно бледнел с каждым словом и судорожно сжал в ладони рукоять кончара.

– Ты закончил? – тяжело спросил он, когда московит умолк. – С чего ты решил, что имеешь право говорить мне такие слова? Кто ты такой, чтобы судить меня? Кто ты такой, чтобы судить ЕЁ?!

– Я-то? – просто спросил Кирилл. – Меня послали за ней. Думаю, я привезу её обратно…

– Послушай, сотник! – отчаянно сказал пан Роман, делая шаг вперёд и цепко хватая его за плечо. – Только послушай, потом будешь возражать!

– Да слушаю я тебя, слушаю! – скупо усмехнулся Кирилл.

– Тебя ведь твой царь за чем посылал? За ларцом! Так?

– Так…

– За Татьяной он тебя не посылал! – за Кирилла закончил пан Роман. – За ней тебя её муж, сам боярин Совин послал! Ну, так ведь и Бог с ним, с боярином! Что он тебе?

Кирилл ещё мрачнее усмехнулся:

– Хорош я буду, если не привезу ни ларца, ни бабы! Царь ладно, он ещё и не царь… если не повенчался спешно, пока ещё какого претендента не нашли. А вот боярин Совин… с ним мне ссориться не резон. Тем более, если без ларца вернусь! Он сейчас многое может, за ним – городовые казаки и стрельцы. За ним – тысяча воинов и он куда ближе меня к царю Василию!

– Он прав, мессир Роман! – внезапно подал голос сидевший вне подиума, но, тем не менее, прислушивающийся к разговору лекарь Иоганн Стефенссон. – Нельзя ж и на ёлку влезть, и штаны не ободрать… Так у вас, московитов, говорят?

– Приблизительно! – буркнул Кирилл, напряжённо следя за тем, как изменяется лицо пана Романа, как на нём отражаются перипетии борьбы, происходящей в глубине души молодого шляхтича.

– Так я и говорю, надо делиться! Либо ларец, но его нет, либо – девка! – докончил свою мысль лекарь.

– Так ведь ларца – нет! – напомнил ему Андрей Головня, даже не представляя при этом, какую бурю поднял в душе пана Романа

– Раз ларца нет, остаётся одна только панна Татьяна! – оторвав рожу от тарелки, промычал пан Анджей. – Надо бросать жребий!

– А как это? – опешил Головня. – Кто выиграл, тому и досталась, что ли?! Ну, ты шутник, пан Анджей!

Пан Анджей похвалы не услышал – он вновь погрузился в хмельную дрёму, и непохоже было, чтобы собирался вновь просыпаться.

– Шутник… пробурчал пан Роман. – Разъяснил бы сначала, как это – жребий бросать! И что мне говорить Татьяне, если я – проиграю?!

Почему-то московит дёрнулся, словно собирался что-то сказать. Почему-то окаменело лицо Андрея Головни… Лёгкие шаги за спиной заставили пана Романа обернуться, но прежде, чем он успел вглядеться в разъярённое лицо своей возлюбленной, оглушительная пощёчина лишила его способности видеть и слышать…

– Так значит! – голос её был холоден, вот только от этого холода бросало в дрожь. Могильный был холод!

– Ты что, любимая?! – промямлил растерянный пан Роман, на всякий случай попятившись. – Я же… Я же ничего! Это всё Анджей! Пан Анджей во всём виновен!

– У тебя во всём пан Анджей виновен! – впервые, наверное, Татьяна показала свой истинный норов, и при первых же проявлениях его пану Роману стало неуютно, и он мысленно вознёс молитву, страстную и истовую к Богородице – чтобы угомонила Татьяну.

Та, меж тем, продолжала бушевать, не слишком стесняя себя в выражениях, и не особенно понижая голоса. От нижних столов стали прислушиваться…

– Ты – изменщик! Соблазнитель коварный! – кричала боярыню, разойдясь. Волосы её растрепались, лицо раскраснелось… Она сейчас очень походила на базарную торговку. Бр-р-р! Не об этом мечтал пан Роман той прохладной майской ночью, когда похищал Татьяну из-под бдительного ока тётушек и нянюшек, из дома боярина Совина! А сердечной теплоты и ласки ему последнее время доставалось не слишком много. Правду сказать, совсем не доставалось. С тех самых пор, как они оставили позади постоялый двор бедняки Моисея, так и закончилась тёплая пора их любви. Причём похолодало так резко, что пану Роману оставалось только гадать, в чём он провинился. Или и впрямь ни в чём, а только не было настоящей любви… Увы…