– Господин!.. Господин... Господи...

Пан Анджей так увлёкся, разгорячившись, что не расслышал шагов за спиной. Он вряд ли вообще обратил внимание по сторонам, если бы его внимание не привлекли к себе самым элементарным способом – обрушив на голову сковороду. Хорошо ещё, холодную и без содержимого!

Сотрясение мозгов всё равно было основательным. Пан Анджей, никак не ожидавший такого подлого нападения в миг высшего для мужчины блаженства, немедленно потерял способность не только соображать, но даже и стоять на ногах. Так и стёк мордой по заднице служанки вниз, тупо глядя перед собой ничего не видящим взглядом и поперву даже не пытаясь что-либо осознать. В ушах – это он сознавал – стоял неумолчный звон, как если бы все церкви, храмы, соборы, колокольни и звонницы Москвы начали звонить одновременно в свои колокола.

Прошло немало времени, прежде чем он пришёл в себя.

– ...сука! – закончила меж тем говорить Сара, опустив обратно на плиту свою сковородку. Служанка бесформенной грудой жира, костей и мяса валялась перед ней, не иначе как вдвое или втрое больше получив своё оружием возмездия – сковородой. Вряд ли она вообще была в сознании, но Сару сейчас мало интересовали подобные мелочи. Впрочем, она утихла, как только увидела, что пан Анджей пришёл в себя и сидит на полу, глядя на неё сердитыми, злыми глазами оскорблённого в лучших чувствах человека.

– Господин мой! – робко, полная вины, пробормотала она. – Тебе больно?

Больно ли было ему? Ха! Ещё как больно! Особенно если это позволяло уйти от неприятного разговора с невесть что себе вообразившей дурой-бабой!

Застонав, что было силы и пережив благодаря этому приступ резкой, острой боли в затылке, пан Анджей удостоился воркования, за ним – в отличие от служанки – начали трогательно и старательно ухаживать, не забывая время от времени вознаградить терпение нежным и страстным поцелуем. Скорее страстным, чем нежным... Если бы ещё она меньше чеснока ела! И почаще мылась! Сейчас пан Анджею почему-то были очень неприятны её ласки.

– О, господин! – разочарованная его холодностью, простонала еврейка. – Неужели тебе больше по душе эта дура? Да ведь она – шлюха, дающая каждому, кто проявит малый интерес к её сомнительным прелестям! Господин мой, или ты сердишься на меня? Ну, прости... Я ведь не хотела!

Голова, особенно с того момента, как он приложил к нему холодную примочку, болеть стала меньше, хотя перед глазами всё по-прежнему двоилось. Холодно отодвинув её, пан Анджей встал и пошёл, пошатываясь, к двери. Только там обернулся...

Сара, уродливая до ужаса от слёз, что текли из неё вперемешку с соплями – потоком, стояла посреди кухни, не пытаясь ему помешать. Иногда она пыталась заговорить, но слёзы душили её и она так и не смогла ничего сказать в своё оправдание. Пан Анджей и не ждал...

– Никогда более не поднимай руку на шляхтича! –холодно сказал он. И вышел, оставив Сару рыдать дальше...

7.

Во дворе царила обычная суматоха, предшествующая серьёзному бою. Редкой цепочкой рассредоточившиеся вдоль стены казаки пана Романа вели неспешную перестрелку с засевшими в кустах и прилегающим лесу разбойничками. Судя по комментариям, дошедшим до слуха пана Анджея сквозь царящий в голове колокольный благовест, перестрелка пока что не принесла новых потерь. Впрочем, никто не мог похвалиться, что его выстрел достиг цели. Разбойники умело маскировались и вряд ли оставались на месте после своего выстрела. Казаки же вынуждены были беречь порох и пули – зарядов на каждую рушницу, особливо после того штурма, оставалось не слишком много.

– Пан Анджей! – тревожно выкрикнул пан Роман, увидев, как его приятель, пошатываясь, вышагивает по двору. – Что с тобой? Что, враги пробрались внутрь?

– Чем это тебя, пан Анджей? – озаботился верный Людвик, как раз доложивший пану Роману о результатах ревизии обоза купца Даниила. – По виду, так дубиной по башке приложили…

– Да не тяни ж ты! – не выдержал пан Роман. – Если беда, если что-то надо срочно делать…

– Не надо! – вяло отозвался пан Анджей. – Это меня сковородкой… Несчастный случай! Что тут у нас?

Взглядом окинув творящееся во дворе действо, пан Роман коротко и ёмко охарактеризовал то, что творилось «у них». Слова, сказанные им, неуместно было произносить истинному шляхтичу… но пан Анджей только крякнул восхищённо. Нет, всё же с русским языком мало что сравнится в яркости сравнений!

– Так плохо? – восторженно спросил он.

– Ещё хуже! – возразил мрачный до черноты пан Роман. – Если судить по выстрелам, за стенами – полсотни разбойников с огненным боем, да дюжины три – с луками. Почти сотня! У нас – меньше трёх десятков осталось… ну, если не считать того отребья, которое охраняет обоз. На двадцать пять рушниц и сорок с небольшим пистолей осталось всего полторы сотни зарядов… как слышишь, уже меньше. Вот, правда, Людвик утверждает, что в обозе есть аж пять бочонков с добрым немецким порохом! А я не вижу повода ему не верить...

Пять бочонков, - быстро подсчитал пан Анджей, - это два с половиной пуда доброго пороха. Этого – если правильно распорядиться, могло хватить на серьёзный бой. И не только для зарядов!

– А пушки у него там нет, случаем? – с ухмылкой, показывающей, что он – шутит, поинтересовался пан Анджей. – Вообще-то, не мешало бы посмотреть, что у него там, в обозе, есть ещё!

– Ничего особенного, что может нам сейчас помочь! – заверил его Людвик, немного пойдя против истины, ибо жидовин-купец обладал неплохим набором прусского и баварского огненного боя и итальянского «белого» оружия. – И пушки – нет! Даже малой гарматы… увы!