— На самом деле он шестнадцатый по знатности, — прозаично сообщил Сим. — Королевская семья, принцы-регенты, мэр Алверон, герцогиня Самиста, Акулеус и Мелуан Лэклесс… — Он умолк под взглядом Манета.

— У него есть деньги, — просто сказал Манет. — И друзья, которых покупают за деньги.

— И люди, которые хотят выслужиться перед его отцом, — добавил Симмон.

— Дело в том, — серьезно сказал Манет, — что с ним просто не хотят связываться. В первый год здесь один из алхимиков поссорился с Амброзом. Амброз выкупил его долг у ростовщика в Имре. Когда парень не смог заплатить, его бросили в долговую тюрьму. — Манет разломил пополам кусок хлеба и намазал маслом. — К тому времени, как семья вызволила беднягу, у того уже развилась чахотка. Парень стал развалиной. И так и не смог вернуться к своим исследованиям.

— И магистры просто позволили этому случиться? — спросил я, не веря своим ушам.

— Все абсолютно законно, — сказал Манет все тем же тихим голосом. — И Амброз притом не был так глуп, чтобы выкупать долг самому. — Манет сделал презрительный жест. — За него работал кто-то другой, но он сделал так, чтобы все знали, что он за это в ответе.

— А еще была Табета, — мрачно сказал Сим. — Она подняла такой шум из-за того, что Амброз обещал жениться на ней. Потом она просто исчезла.

Теперь понятно, почему Фела так не хотела его обижать. Я махнул рукой в сторону Симмона.

— Я никому не угрожаю, — невинно заметил я, повысив голос, чтобы любой желающий мог легко меня расслышать. — Просто цитирую одно из моих любимых литературных произведений. Это из четвертого акта «Даэоники», где Тарсус говорит:

Повисла потрясенная тишина. Она распространилась по столовой чуть дальше, чем я ожидал, — очевидно, я недооценивал количество любопытствующих. Я снова вернулся к еде и решил пока помолчать. Мне нездоровилось, и я не желал сегодня еще каких-нибудь неприятностей.

— Некоторое время тебе это не понадобится, — спокойно сказал Манет после долгого молчания. — Но что касается изгнания из архивов и всего такого, я все же полагаю, тебе лучше знать… — Он неловко откашлялся. — Не надо покупать ручную лампу. Ты просто расписываешься за нее у входа и отдаешь, когда закончишь.

Он посмотрел на меня, словно волнуясь, какую реакцию может вызвать эта информация.

Я устало кивнул. Я был прав с самого начала: Амброз оказался не вполовину меньшим гадом, чем я думал, а в десять раз большим.

Артная была местом, где изготовлялась большая часть университетских ручных изделий. В здании размещались мастерские стеклодувов, столяров и плотников, гончаров и глазировщиков. Также там имелись большая кузница и плавильня, которые навсегда оставались в грезах любого металлурга.

Мастерская Килвина тоже располагалась в артефактной, или артной, как ее обычно называли. Внутри она была огромная, как амбар; в ней стояло по меньшей мере два десятка верстаков из толстого дерева, заваленных бесчисленными и безымянными инструментами, а также новыми проектами. Мастерская была сердцем артной, а Килвин — сердцем мастерской.

Когда я появился там, Килвин изгибал закрученный железный прут. Получалась некая странная конструкция, о которой можно было предположить только, что она зачем-то нужна магистру именно в таком виде. Увидев, как я заглядываю в мастерскую, Килвин швырнул прут на стол и пошел мне навстречу, вытирая руки о рубашку. Затем критически оглядел меня.

— Ты хорошо себя чувствуешь, э'лир Квоут?

Я вышел прогуляться утром и разыскал немного ивовой коры, чтобы пожевать. Спина моя по-прежнему горела и зудела, но вполне переносимо.

— Вполне, магистр Килвин.

Он кивнул:

— Хорошо. Мальчишкам твоего возраста можно не беспокоиться о таких мелочах. Скоро ты снова станешь крепок как камень.

Я постарался придумать вежливый ответ, но мой взгляд привлекло кое-что, висевшее над нашими головами.

Килвин проследил мой взгляд. Когда он понял, на что я смотрю, его большое бородатое лицо расплылось в улыбке.

— А, — сказал он с отеческой гордостью. — Мои красавицы.

Высоко среди стропил мастерской на цепях висели полсотни стеклянных шаров разного размера, но не больше человеческой головы.

И они горели.

Увидев мое лицо, Килвин махнул рукой.

— Пойдем, — сказал он и повел меня к узкой лестнице из кованого железа. Поднявшись наверх, мы вышли на узкие железные мостики метрах в семи над землей, которые вились среди толстых бревен, поддерживающих крышу. Через минуту блужданий в переплетениях дерева и железа мы подошли к ряду висящих стеклянных шаров с огнем внутри.