Взгляд в бинокль — глоток, взгляд — глоток. Сознание престарелой дамы было приятно затуманено. Еще глоток — опять бинокль. Официант, обладавший особым талантом быть невидимым и неслышимым, своевременно подливал шампанское в бокал.

Ах, эта сладкая вялость, приятная утомленность! Зара Бойм, завершив педикюр, перевела глаза на пожилую леди. Она увидела, как та, подавшись вперед, смотрит в сторону берега.

— Что ты там увидела, мутти? — спросила она по-немецки.

Старушка даже и не подумала обернуться.

— Отгадай сама, что я вижу. Берег, естественно, — ответила она тоже по-немецки.

— С мамочкой иногда бывает так трудно, — произнесла, нимало не смутившись, Зара. Взяв зеркальце с золотой ручкой, она внимательно осмотрела свое отражение. Поднесла зеркальце поближе, наклонила в одну сторону, потом в другую. Положив палец на краешек левого глаза, она натянула упругую кожу. Что это? Уж не гусиные ли лапки? Убедившись, что тревога была напрасной, она занялась макияжем.

Ее сын нырнул к бортику, нажал кнопку, отключавшую искусственное течение, и с шумом и брызгами вылез из бассейна. Он не стал подниматься по лестнице, конечно, позолоченной, а подтянулся и легко вспрыгнул на бортик.

Зара с затаенной гордостью наблюдала за сыном. С его загорелого, цвета темного меда тела струилась вода. Она улыбалась, глядя, как он поправляет плавки, как благородным жестом подзывает официанта, который тут же кинулся к нему с полотенцем, как он небрежно вешает полотенце на шею. «Гранд сеньор», — подумала Зара.

— Это так освежает! — воскликнул молодой человек по-португальски. Обеими руками он пригладил свои мокрые волосы.

— Эдуардо, — обратилась к нему Зара тоже по-португальски. В ее голосе можно было услышать легкий упрек. Она вытянула вперед, ладонью вверх, свою изящную руку. — Мальчик, подойди, поцелуй свою маму.

Оставляя на тиковой палубе мокрые следы, он направился к Заре — двадцатичетырехлетний сердцеед. Нырнув в палатку, он с шутливой торжественностью наклонил голову и поднес к губам ее пальцы с безукоризненным маникюром.

Она улыбнулась и нежно провела кончиками пальцев по его щеке. Как же он красив, подумала она с восхищением. Неудивительно, что женщины вьются вокруг него. Стройный, загорелый, с густыми ресницами, высокими скулами, жадным ртом. Натренированное тело, ни грамма жира; при каждом его движении мускулы играли и переливались под кожей. Да, она понимала, как он притягателен для женщин.

Над палаткой нависла чья-то тень. Оба обернулись. Это был полковник Валерио. Зеркальные очки, отражая солнце, ослепляли смотревших на него. Он был в своей обычной форме летнего образца: рубашка с короткими рукавами, на брюках — идеальная стрелка, песочного цвета ботинки.

Зара вопросительно подняла брови. Встав по стойке «смирно», полковник по-английски обратился к Заре:

— Звонила доктор Васильчикова. Сообщила, что вертолет вылетел из Малаги. Он прибудет… — полковник, словно в салюте, вздернул руку, чтобы взглянуть на часы, — приблизительно через четырнадцать минут.

— Спасибо, полковник, — ответила Зара по-английски.

Полковник развернулся на каблуках и вышел.

Она откинулась назад и вздохнула. Еще четырнадцать минут отдыха. Потом — часовые процедуры.

Поистине, вечная молодость требует много сил. Но не слишком много.

На берегу, в клубе «Марбелла», был обед. Как будто притягиваемые магнитом, все собрались около бассейна, чтобы есть, купаться и поджариваться на солнце.

Минимум одежды на людях — все были в плавках и бикини — вполне компенсировался обилием украшений. Золотые цепочки и массивные «ролексы» на мужчинах; бриллианты в ушах, на шее, запястьях — у женщин.

Это были птицы вполне среднего полета, отчаянно пытавшиеся изображать из себя экзотических птах, которые — этого, вероятно, не знали собравшиеся, — повымерли еще в середине семидесятых. Ничего страшного. Они с удовольствием делали вид, что это была все та же знойная Марбелла той же середины семидесятых.

Под сенью зонтов и толстоствольных пальм юные особы в символических купальниках сидели с мужчинами, годившимися им в отцы, а то и в дедушки. В бассейне блондинка с двумя силиконовыми холмиками под розовой полоской купальника совершала плавание на надувном матрасе, в надежде обратить на себя внимание Кого-нибудь Очень Богатого. От столика, за которым сидела компания из восьми человек, послышался женский голос, произнесший с манерной медлительностью слово «трахать», — и последовавший за этим взрыв хохота развеял тихую, почти санаторную атмосферу. Впрочем, большинство лежаков из белого дерева было занято молодыми людьми.