"Можно представить, что он прикажет устроить в следующий раз", — подумал Дик, слушая, как беснуются испуганные кони. Он поглядел на Серпиану — девушка в честь прибытия нарядилась в синее платье, и на шее ее что-то таинственно поблескивало. Она уложила волосы с помощью целой горсти шпилек и выглядела не хуже, чем любая французская леди. Девушка-змея сошла на берег вслед за Диком, который по примеру других рыцарей короля громыхал и лязгал изо всех сил. Короли, встретившись на пристани, тут же принялись что-то обсуждать, корнуоллца их разговоры не заинтересовали — он оглядывал порт, прикидывая, как его можно штурмовать. "Болван ты, — подумал он вдруг. — Ведь эти августейшие сейчас могут решить, когда и с кем начнется война, а отдуваться за их решения будешь ты". Он попытался прислушаться, но без толку. Потом шума стало немного меньше, и корнуоллец смог кое-что расслышать.

— …Не стоит, друг мой, — говорил Ричард, и то, что любезность его была притворна, заметил даже Дик. — Право, это дело семейное. С Танкредом я разберусь и сам, но Иерусалим — дело куда как более важное. И главное — почетное. Охота ли королю Французскому участвовать в мелких дрязгах?!

"Ничего себе мелкие дрязги!" — было написано у Филиппа на лице. И Дик с готовностью согласился бы с французом. Две Сицилии — это немало, и следует проследить за тем, чтоб столь жирный кусок не проглотил кто не надо.

— Mon cousin, разве я оставлю вас одного в таком щекотливом деле? — ответил Филипп-Август. — Зловредный бастард должен быть устранен, и это смогут сделать разом мои и твои войска.

На правах телохранителя корнуоллец с каменным лицом потеснил воинов английского правителя, встал за плечом своего суверена и сделал вид, что не слушает и не слышит. На самом деле ему был очень интересен финал беседы, да и ход ее — тоже.

— Благодарю тебя, друг мой, — проговорил, улыбаясь, Ричард, но из-за улыбки упрямо выглядывала злоба.

Видя подобострастие сановников и зная, что войск у де Лечче меньше, чем нужно, чтоб вести войну даже против одного из королей, Плантагенет предпочитал совершить все задуманное сам. Он хотел, чтоб Филипп-Август не мешал ему распоряжаться Двумя Сицилиями по своей прихоти. Король Франции желал того же для себя.

Они обменивались любезностями, прикрывая ими свои истинные желания и устремления, и воздух между ними, казалось, потрескивает от напряжения. Ричард настаивал, упирая на то, что его дело с Танкредом — сугубо семейное. Он не мог похвастаться изобретательностью или богатой аргументацией, но упорства ему было не занимать. В конце концов Филипп, уставший повторять одно и то же разными словами, согласился. Король Французский не любил спорить, особенно тогда, когда чувствовал, что его попросту не слушают. Но выраженному публично согласию надо следовать… Он отступил и наклонился к своему коннетаблю. Дик стоял близко и, обладая острым слухом, разобрал предназначенные не ему распоряжения.

— Прикажи готовить корабли, — шепнул Филипп. — Пусть воины поднимаются на борт, но без лошадей. Выйдете из гавани, а затем вернетесь. Сообщишь всем, что помешал ветер.

Коннетабль поклонился и отправился выполнять. Корнуоллец на всякий случай подавил рвущуюся улыбку, хотя ее и так никто бы не углядел под шлемом. Молодой рыцарь поспешил за королем, довольным одержанной дипломатической победой, туда, куда конюхи подводили сведенных по широким сходням скакунов. Среди животных, все еще нервничающих от близости воды и обилия чужих запахов, был и конь Дика. Король благосклонно отнесся к тому, что корнуоллец поспешил пристроить своего скакуна рядом со свирепым черным жеребцом, укрытым попоной с вышитыми геральдическими львами. Также Ричард не возражал против присутствия в его свите Серпианы.

— Красивая женщина украшает собой общество, — неостроумно изрек он.

Кавалькада прошла по улицам Мессины, разгоняя с дороги людей. Молодой рыцарь смотрел по сторонам лишь затем, чтоб не пропустить блеск металла в руках какого-нибудь фанатика, способного угрожать жизни и здоровью короля. Но, разумеется, он не мог не заметить, как сильно отличается сицилийский город от любого английского. Улочки — то широкие, годные под ярмарку, то узкие настолько, что конный, проезжая по ней, коленями задевал противоположные стены, — были вымощены крупным булыжником и выбелены солнцем. Дерева на Сицилии всегда ощущался сильный недостаток, камня имелось в избытке, потому-то почти все дома возводились из камня, поверху отштукатуренного глиной. Дик никогда прежде не бывал на Востоке, не видал тамошних городов, но слышал рассказы и решил, что, видимо, так они и выглядят — ни одного окошка не выходит на улицу, только во дворы, большие площади изобилуют темными и низенькими лавками, и пахнет чем-то пряным и сладким.

Через западные ворота король и его свита выехали из Мессины. По обе стороны дороги потянулись деревца, припорошенные пылью, кажущиеся темными и заморенными. Природа Сицилии, с одной стороны щедрая и обильная, частенько бывала сурова — солнце опаляло траву до желта, прокаливало землю, если не подоспевал дождь. Быть может, по этой причине Сицилия не менее, чем своим виноградом, пшеницей и оливками, была знаменита также скотом. Зримое свидетельство — мирно пасущиеся отары овец встречались на всем пути от стен города до увитой виноградом с матово-синими, забеленными пылью ягодами, виллы Реджинальда из Мугека.

У закрытых ворот Ричард остановил коня, негодуя, хоть и, по большому счету, напрасно — распахивать створки настежь уже несся целый десяток слуг. Аллея от воротных столбов до беломраморного крыльца была обсажена фруктовыми деревьями, отделана низенькими каменными колоннами, по которым вились растения с крупными, лилиеобразными разноцветными чашечками цветков. Вьюнок, добравшись до капители колонны, перебирался в кроны деревьев, и над аллеей образовалась естественная триумфальная арка, до которой далеко было любой, созданной человеческими руками.