Нужно будет собрать своё оружие, подумал я, впитывая остатки энергии из мёртвых тел и переправляя её в мой сафрус. Первым делом я пошёл за кинжалом, который остался в глазнице у кочевника, убившего Глена. Воины и горожане почтительно расступались передо мной, но я не обращал на это внимания, мне был понятен их испуг, ведь я один убил почти всех нападавших, но сам не получил ни царапины. Такого поневоле бояться начнёшь! Да и ладно, не буду я с ними налаживать отношения, пускай опасаются, пускай восхищаются, мне абсолютно на это начхать. Как только добуду нужную информацию, я передам её Фариаму, и пускай уже он сам разбирается.

Подойдя к трупу кочевника, я выдернул кинжал и ещё раз с сожалением посмотрел на тело Глена. И тут меня ждало немалое удивление — Глен был ещё жив! Его аура ещё держалась в теле, а когда я подбежал к нему, то услышал его хриплое дыхание. Осмотрев его, я увидел, что сабля кочевника насквозь пробила ему грудь совсем рядом с сердцем, но чудом его не задела, повредив несколько рёбер и лёгкое. Когда я перевернул Глена, то хриплое дыхание сменилось бульканьем, а в уголках рта появилась кровь. Я понял, что нужно спешить и достал флягу из внутреннего кармана, не обращая внимания на любопытных, что уже окружили нас. Первым делом я вытащил зубами пробку, а потом одним рывком выдернул из раны саблю кочевника. Потекла кровь, но я моментально опрокинул в рану фляжку с целебной жидкостью, надеясь на лучшее.

Да, эта рана была практически смертельной и, вполне возможно, это был простой расход ценного продукта, но я не мог поступить иначе. Подняв голову Глена, я влил ему в рот ещё несколько глотков лимэля, надеясь, что зелье поможет и на этот раз. Несколько минут ничего не происходило, а потом я увидел, как края жуткой раны на груди начинают медленно сходиться. Как мог, я принялся им помогать, выравнивая и прижимая их друг к другу. Под изумлёнными возгласами Глен закашлялся, а затем открыл глаза. Я повернул его на бок, чтобы он мог выкашлять всю ещё не запёкшуюся кровь из повреждённого лёгкого, а затем дал ему выпить ещё несколько глотков лимэля. Ещё немного я вылил ему на спину в том месте, где был разрез. Не помешает, подумал я, и стал смотреть магическим зрением, как происходит процесс заживления.

Не прошло и двух минут, как Глен уже полностью пришёл в себя и удивлённо стал ощупывать свою грудь, находя на месте раны лишь большой шрам. С изумлением он посмотрел на меня, стоящего напротив него. К тому времени, как он окончательно пришёл в себя, я уже успел отыскать мои клинки, почистить их от крови и вложить в ножны.

— К-командир? — удивлённо уставился на меня боец. — Мы что, уже на том свете?

— Поднимайся, — сказал ему я, подавая руку. — Или ты от такой царапинки умереть задумал?

Глен схватил меня за руку и с трудом поднялся. Его пошатывало, видимо, от большой потери крови, поэтому я приказал ему:

— Сейчас идёшь в столовую и выпиваешь кружку вина, а потом набиваешь желудок, так как тебе ещё предстоит узнать, что такое настоящий голод, а после этого спать. Понял?

— Слушаюсь, командир! — вытянулся по струнке пошатывающийся Глен и попытался отдать мне честь.

Я едва успел перехватить его руку, чтобы ненароком он не сломал себе подживающие рёбра. Как маленький, честное слово!

— Иди уже, — сказал я с улыбкой и обратился к окружающей нас толпе. — Кто-нибудь, проводите его, а то ещё сомлеет по дороге.

Пара горожан с готовностью подхватили Глена под ручки и повели к столовой, а я колыхнул фляжку, обнаружив, что она ещё на треть заполнена целебной жидкостью. Эх, гулять, так гулять!

— Ещё раненые есть? — спросил я народ.

— Есть! Конечно, есть! — засуетились все и буквально потащили меня к дому, куда сносили всех пострадавших.

Их было много, в основном легкораненые, получившие стрелы в мягкие ткани или просто небольшие порезы. Их я лечить не стал — нечего добро переводить, а вот нескольким тяжелораненым помог. Одному из них кочевник пропорол бок кинжалом, поэтому я просто влил в рану немного лимэля, а потом дал воину сделать один глоток из фляжки. Когда процесс пошёл, я повернулся к следующему. Им, к моему удивлению оказался Ламин, получивший стрелу в грудь. Рана оказалась серьёзной, потому что стрелу уже пытались извлечь, что привело к ужасным последствиям — наконечник оторвался и остался в ране в непосредственной близости от сердца. Здесь смог бы помочь очень опытный хирург, а не местная знахарка, которая сейчас штопала разрезы Трита, которого угораздило каким-то образом влезть в самую гущу драки.

Секунду поколебавшись, я всё же решил помочь Ламину, и присел рядом с ним. Воин был без сознания, что облегчало мне задание. Под удивлёнными шепотками любопытных, что зашли вслед за мной в дом знахарки я двумя пальцами залез в рану на груди воина и сосредоточился. Нет, я не стал пытаться пальцами ухватить наконечник, вместо этого я небольшим магическим коконом обернул его, а потом стал подтягивать, стараясь не задеть сердце. Через минуту наконечник стрелы уже был в моих пальцах и я вытащил его под изумлёнными вздохами раненых, наблюдателей и самой знахарки. После этого я капнул в рану лимэль, влил пару глотков в рот Ламину, а остаток дал выпить Триту, так как увидел, что он буквально весь был в порезах сочившихся кровью.

После этого, я вышел из дома и отправился искать командира Хагела. Он обнаружился за стеной, со своими воинами осматривающий мёртвые тела кочевников. Когда я, отыскав свой лук, подошёл к нему, он находился в полнейшей прострации.

— Командир! — позвал я его.

Спустя несколько мгновений он повернулся и уставился на меня. Ну, сейчас начнётся, мысленно вздохнул я.

— Алекс… — командир выглядел донельзя ошарашенным, под стать своим воинам, которые стояли рядом с ним. — Я слышал многое про Рассветную школу, некоторое я вообще принимал за откровенное враньё… Но теперь я поверил всему, что мне говорили!