Шарлотта, еще не успевшая уйти, смотрит на меня завистливым взглядом, как будто чтение расписания деловых встреч Лиллиан, пока та принимает процедуры Рейки, — самая большая в мире привилегия. В ответ я смотрю на нее в упор до тех пор, пока она не хватает свою поддельную сумку «Баленсиага» и не ретируется. Затем я перекладываю флакон из моей сумки в почтовый лоток, нахожу на столе тяжелую, в кожаном переплете, книгу для записи деловых встреч Лиллиан, кладу ее поверх лотка и вхожу, шатаясь от тяжести.

— Как дела, Лиллиан? Все хорошо?

— У тебя не бывает ощущения, что ничего хорошего тебя уже не ждет?

Я думаю о святой воде и искренне отвечаю:

— Нет, я как раз многого жду от жизни.

— Ты еще молода. Тебе еще не успело все наскучить, как мне. Рекламодатели вечно требуют лучшей подачи материала. Ассистенты вечно пишут личные письма. Знаменитости вечно пощипывают свои усы и бродят вокруг полуобнаженными в ожидании фотосъемок. И клянусь тебе, Кейт, если еще раз увижу возвращение восьмидесятых, я выколю себе глаза.

— А ты не хочешь посмотреть, что прислали сегодня? — Я пытаюсь отвлечь ее от черных мыслей.

— Есть что-то, заслуживающее внимания?

— Альбом «Самые красивые отели», лифчик от «Ла Перла», новый продукт от «Крем де ла Мер».

Лиллиан вздыхает:

— О, все как всегда. Позже.

Я зачитываю вслух ее календарь на четверг, пятницу и понедельник, выискивая по ее просьбе «окна», чтобы вставить в расписание сеансы Рейки. Среди прочего там есть довольно двусмысленная запись, сделанная карандашом во время совещания элегантным, старомодным почерком Лиллиан. Дело в том, что сделана она небрежно и потому истолковать ее можно двояко: либо как «смерть живьем», либо как «доставлять».

— Мне тут кое-что непонятно, — сую я книгу в лицо Лиллиан. — Похоже, это внесено в расписание на совещании в понедельник.

— Не бери в голову, — отмахивается она, но что-то в ее голосе настораживает меня.

— Ты уверена, что нет необходимости переносить это на другое время?

— Абсолютно.

Так-так, а не может ли эта запись иметь отношение к жидкости, известной в «Тэсти» как «свекольный сок»? В мой первый рабочий день здесь, когда я сидела с Феликсом, заполняя бумаги, вошел какой-то мужчина, толкавший перед собой тележку, уставленную прохладительными напитками. Если предположить, что вампиры нашли альтернативные способы питания, вместо того чтобы убивать направо и налево, это многое объяснило бы. Однако одна порция напитка в день… это, должно быть, жесточайшая диета. Неудивительно, что законодатели мод всегда такие злющие — они же просто умирают от голода.

— Кейт? — выводит меня из раздумий Лиллиан.

— О, извини. Что?

— Я тут поправила твою «Чистую одежду».

Я чуть не падаю в обморок. Неужели она уже прочла?

Лиллиан водит рукой по столу рядом с собой, отыскивая на ощупь и затем передавая мне отредактированную распечатку моей статьи, сплошь исчерканную красной ручкой.

— Мне очень жаль, — оправдываюсь я. — Я старалась…

Она смеется, зарабатывая дополнительные размахивания над собой от мастера Рейки.

— Не переживай ты так, — говорит она. — Для первой попытки ты сделала все на удивление хорошо.

— Но ты же почти все исправила! — протестую я.

— Это именно то, чем занимаются редакторы, моя дорогая. Ты же не думаешь, что если кто-то что-то написал, мы тут же публикуем это в журнале, не так ли? — Ужас, именно так я и думала. — Если ты посмотришь повнимательнее, то увидишь, что все твои мысли верны, а это, уверяю тебя, уже само по себе феноменально и многообещающе. Я просто кое-что подредактировала. Ты очень талантлива, Кейт. Большинство первоначальных вариантов статей так называемых профессиональных журналистов гораздо хуже.

— В самом деле? — Мне очень хочется верить ей.

Лиллиан вздыхает:

— Мне бы очень хотелось, чтобы было иначе, однако это так. Если бы только люди, которые живут за счет писанины, действительно умели это делать, дорогая, моя работа была бы намного легче. Вот ты можешь писать. Это бесспорно.

Обласканная ее похвалой, я внимательно смотрю на замечания и правку. Да, Лиллиан более точно и ясно выразила то, что я пыталась сказать.

— Так действительно стало намного лучше, — соглашаюсь я.

— Я училась у одного из самых великих редакторов модных журналов — у Джина Джантора. Уверена, ты слышала о нем от своей матери.

— Да, конечно, — бормочу я, сердце мое глухо стучит. — Аннабел говорила мне, что он души не чаял в Эве.

— А что рассказывала тебе сама Эва?

Говорит Лиллиан вроде бы как ни в чем не бывало, но я чувствую подтекст. Разлеглась тут, уставившись в потолок, — под таким углом я не могу понять выражения ее лица.

— Я была слишком маленькой, — уклоняюсь я от ответа.