Карина посмотрела на широкую спину Андрея и осторожно дотронулась до запястья сильной руки. Мужчина не обернулся, не ответил на робкую ласку девушки. Он не спускал углубленных нетерпеливым ожиданием глаз с облезлой двери. Та медленно отворилась… На пороге появился неопрятный лохматый мужик. Серую майку с орфографической ошибкой в вышитой надписи «Adidas» он, наверное, купил на вьетнамском рынке, где отовариваются малоимущие и многодетные. Застиранные треники висят неприлично низко, открывая на всеобщее обозрение кусок полосатых семейных трусов.

Несколько секунд хозяин смотрел на гостей зыбким, далеким взглядом. Пару раз напряженно моргнул, точно пытаясь воскресить нечто напрочь похороненное в чуланах памяти. Наконец как-то неуверенно произнес:

— Андрей? Ты? Явился, чертяка.

— Ну, здравствуй, Серый?

Мужчины крепко обнялись.

— Проходи, — заросший отступил в сторону. — У меня тут малость не прибрано. Надьке все некогда. А я сейчас болею.

По густому перегару, плывущему от Серого, и по его дрожащим рукам Карина сразу смекнула, какая немочь мучает хозяина. Маленькая квартира имела вид чрезвычайно запущенный, словно люди, живущие в ней, не знали о существовании веника и пылесоса. На грязном полу валялись напоминающие спортивные штаны хозяина тряпки, окурки, обувь, место которой в мусорке.

Серый прямиком заковылял на кухню. Андрей водрузил на пустой стол купленную по дороге бутылку «Столичной». Хозяин одобрительно кивнул. Почесал башку, нырнул за газовую плиту и извлек оттуда баклажку с желтоватой жидкостью, уже отполовиненной. Достал из надсадно тарахтящего холодильника пару привядших огурцов, шмат темной дешевой колбасы и банку консервов. Серый двигался с неторопливостью человека, не имеющего в Заначке шелухи надежд и клетки планов.

Мельком, без интереса взглянул на Карину:

— Это кто? Подруга?

Не дожидаясь ответа, тут же пробубнил:

— Сейчас я ей стул принесу.

Карина почувствовала легкое разочарование оттого, что Андрей ничего не ответил на вопрос друга. Интересно, как напарник теперь мысленно называет ее? Неужели она по-прежнему для него «никто»? Что-то бесцветное и обременительное — потеряешь и не заметишь. Нет! Она в это ни за что не поверит!

Беспрерывно кряхтя, словно выполняя тяжелую работу, Серый открыл бутылку водки:

— За помин души.

— Она не будет, — кивнул в сторону девушки Андрей.

Рука, разливающая горячительное, на мгновение замерла и тут же потянулась к следующей стопке.

— Ну, за Кольку-бабника.

— За Николу-воина.

Выпили не чокаясь, молча, угрюмо закусили.

— За Кривду.

— Давай за Сашку-поэта.

Серый поковырялся вилкой в консервах, не жуя, проглотил кусок и снова с торопливой жадностью потянулся к бутылке:

— За всех, кого больше нет. Вечно лежать им в покое.

— За наших… самых близких.

Некоторое время мужики сосредоточенно жевали, и Карина уже понадеялась, что, на этом возлияния закончатся. Однако Серый со словами: "Ну и за него…" — облапил баклажку. Плечи Андрея поникли. Мужчины прятали глаза, словно в этот момент совершали что-то постыдное, запретное. И Карина вдруг с горькой прозорливостью брошенных почувствовала: Андрей удаляется от нее стремительно и страшно.

— Может, хватит, — попыталась она напомнить о себе.

— Отвали. — Карину поразило, сколько темной ненависти и презрения вылилось в коротком слове, точно девушка не пискнула робко, а совершила проступок из категории тех, за которые порядочные люди краснеют до слез. Серый, крепко сжимая стопку, незряче смотрел в сторону. Кажется, он тоже стыдился за гостью, выбравшую для вразумления самый неподходящий момент.

— За него… — беспомощно повторил Андрей.

Девушка ощущала: им, обоим, до муки хочется добавить еще хоть пару фраз к, безымянному поминанию. Но мужчинам мешает то ли присутствие безмозглой "расфуфыренной курицы", то ли неумение переплавить чувства в слова-то ли вина.

— Вот тут я и кантуюсь. Удивлен? — хмыкнул Серый. — Я сам иногда проснусь… Ну и быстрей принять этого… — Хозяин щелкнул ногтем по бутылке. — Обрыдло все. В общем, сполз я по лестнице, ведущей к радостям мира, до самого низа. Ты, я слышал, тоже того… места себе в этой сраной стране не нашел.

— Не получилось.

— Во! Значит, мы с тобой не поменялись!

Обиженная Карина скривила губы. В том, что два здоровых мужика не смогли себе заработать на достойную жизнь, лохматый хозяин, кажется, находит что-то похвальное. Отец о таких философах говорил: "Тунеядцы!" И в его устах это слово звучало синонимом более резкому определению — придурки.

"А Никола, он жизнь трахнул и даже удовольствие успел получить. Но зазнался… Да… Я раньше как… Денег нет — к Кольке. Всегда выручал. Стопроцентно. А потом юлить начал: у меня то, у меня се… Я ему так и сказал: "У тебя, Никола, на этом месте, — Серый постучал себя по левой стороне груди, — жировой бронежилет образовался. Словом не пробьешь — только пулей".