— Что-то надо делать, я боюсь, — и Вероника посмотрела на Густава вновь.

— Я поговорю с Эмилией. Может она с кем-нибудь посоветуется. В конце концов она принесла это дурное начало об Эрисе, — сказал Густав.

— Что вы философствуете! — вдруг вскричал Семен. — Неужели не приходит в голову, что Рагозину все легко удается. И билеты, и пропуска. Почему он может жить на двух фамилиях? У кого из вас есть двойные документы…

— У тебя есть, — спокойно сказал Федор.

— Да не могу же я жить под еврейской фамилией, дурила ты! — закричал Семен. — А ему?..

— Это не аргумент, Семен, — мягко сказала Ольга. — У всех у нас жизнь здесь двойная.

— Но он, он путается с Эрисом! Не мы! Если мы не покончим с ним, то… — Семен неистовствовал.

— Хорошо, завтра мы встретимся у Анюты. В этом составе, — чеканила слова Ольга. — Ты, Федор, придешь с Рагозиным, но ни полслова ему не скажешь. Скажешь, что хотим поговорить о самой последней переправе в лес, нам, дескать, надо уходить с его помощью. Ты, Густав, там не нужен. Но утром сходи к Эмилии и посоветуйся с ней. С работы отпросись. Надо, надо, Густав. До обеда скажи мне о результатах. Семен, — обняла она Смушкина, — оставайся спать здесь. Я постелю тебе. Будешь, меня охранять. Хорошо?

Семен вздохнул. Кириллыч с Михаилом вызвали Ольгу в другую комнату.

— Ольга, — сказал Кириллыч, — слежку за Эрисом и Иваном надо продолжать.

— Согласна. Но вам уходить надо, парни вы мои. Какая тут слежка! Бежать надо. Навалятся они на нас. У меня после таинственного ухода той группы с Рагозиным и Гудловским, сегодняшнего разговора с Иваном, этой фотографии, вечернего представления Семена — голова идет кругом. У меня подчас создается какая-то иллюзия, что я где-то зависаю, что нами играют, что мы какие-то, по-латышски говоря, ампелмани, но это немецкое слово, в переводе с немецкого — марионетки, что ли, за ниточки нас кто-то дергает, лишает самостоятельности. «Это годится, это можно, об этом забудьте, так нельзя». Я подросту схожу с ума, ребята. Когда меня арестовали тогда, то я была одна и отвечала за себя. Нет, убегайте скорее. Одной легче. Отобьюсь. Пусть кто-то из вас забежит ко мне на базу с утра. Посоветуемся. Пока, — Ольга встала на цыпочки и поцеловала обоих.

Ушел Федор. Уложили Семена. В доме стало тихо. Семен лежал с открытыми глазами, виденная вечером ситуация опять и опять прокручивалась перед ним, как детский бесконечный ролик фильма про зверюшек. «Я видел, я видел невероятный факт. Я его запомнил и честно им всем пересказал. Другого я добавить не могу. Если я убежден в своей правоте, то каждый миг жизни Ивана несет нам смерть. Мои друзья не видели, того, что видел я. У них выбор: верить мне или нет. Если нет, то все мы пропадем. Но верить они не могут — я их не убедил, мне показалось, я взвинченный, упрямый, нездоров, т. е. полудурок, так можно было понять сейчас последние слова Федора. Но я все видел, своими глазами. Нет, я должен спасти своих друзей». С этими мыслями Семен заснул.

На следующее утро Густав, наказав Веронике сказать на фабрике, что задержится, помчался к Эмилии. Он рассказал ей все, что Семен узнал о встрече Эриса с Рагозиным. Эмилия вышла с ним на улицу, велела сходить на рынок, прогуляться и через час быть у нее. Когда он вернулся, то у Эмилии находилась невысокого роста хрупкая женщина, с широко расставленными глазами, в очках.

— Густав, — представился он.

— Вероника, — ответила незнакомка.

— У меня жена Вероника, — сказал он.

— Значит, это совпадение, — почему-то смутилась она.

— Вероника очень знающий человек, это она узрела на фотографии Эриса и насторожила нас всех, — сказала Эмилия.

— Моя Вероника, жена моя, — пояснил еще раз Густав, — спрашивает, что с нами будет, исходя из виденного Семеном. Выходит, что Рагозин…

— Не может быть, не может быть, — вскричала Валя. — Мне представили его там, в отряде, Густав. Он партизанский разведчик. Он наш разведчик, вы понимаете? То, что Эрис эсэсовец, мне известно точно. Но Иван мог видеться с ним и по заданию. Вы понимаете? И потом Рагозин мой связник. Я, правда, еще не встречала его здесь, но увижу. Так что ваш Семен мог и не ошибиться, но не надо делать скоропалительных выводов.

— Ах вот что, — Густав повеселел. — Хитрая штука жизнь.

— Не спешите с выводами. Доведите мои соображения до Ольги. О ней мне говорило мое начальство. Есть мнение ее в отряд перетянуть. И вообще, я хотела бы с ней встретиться.

— Давайте организую, — сказал Густав.

— Через несколько дней, хорошо? — сказала Валя.

На этом и разошлись.

Густав передал разговор Ольге. Та, заботясь о безопасности заброшенной, как некогда она сама, Вали, посвятила в толкование идеи, по которой Рагозин мог встретиться с Эрисом, своих друзей. Все чуть успокоились, и назначенная встреча у Анюты началась мирно. Отсутствовали Соломатин и Густав. Рагозин в пределах допустимого рассказал о: пребывании у партизан. Вновь начали обсуждать вопрос об уходе в отряд.

— Поймите, ребята, дом родителей Шабаса уже засвечен, через этот пункт идти нельзя. Надо искать что-то новое, — убеждал Рагозин.

Внезапно поднялся Семен Смушкин. Бледный, сосредоточенный, заикаясь от волнения, он прервал Рагозина.

— Слушай, падло, ты с каких пор ссучился и работаешь на немцев? Что ты нам сказки рассказываешь и за нос нас водишь? Отвечай, гад! Говори всю правду!

Рагозин вдруг сложился, как для броска, сунул руку в карман, успел произнести:

— Да вы что, братцы, ты что плетешь, Семен?