– И ты говоришь, что я «могу не беспокоиться»?

– Да, потому что правда возьмет свое. Присяжные – тоже люди, многим из них часто приходилось выпивать. Уверена, они решат, что ты имела полное право на выпивку, да что там – просто обязана была пропустить стаканчик. Ты хотела помочь этим детям, Линдси. А это совсем не преступление.

– Не забудь, что процесс начнется, как только ты переступишь порог суда, – предупредила меня Юки, когда мы шли по тихой вечерней улице.

Добравшись до гаража на Ван-Несс-стрит, мы спустились в лифте в подземный зал, где Юки оставила свой темно-серый лимузин.

Через минуту машина уже мчалась по Голден-Гейт-авеню к моему любимому кафе, хотя на всякий случай я дала себе зарок не пить ничего, кроме кока-колы. Береженого Бог бережет.

– В суд приезжай на чем-нибудь попроще. Никаких патрульных машин или новеньких внедорожников, ясно?

– У меня есть старый «иксплорер» с разболтанной дверцей. Пойдет?

– Схватываешь налету, – рассмеялась Юки. – Как раз то, что нужно. На предварительное слушание оденься построже. Темный костюм, полицейский значок на лацкане, никаких украшений. Когда на тебя насядет пресса, отвечай вежливой улыбкой, но молчи как рыба.

– Потому что ты все скажешь за меня?

– Верно, – кивнула Юки, и мы подъехали к кафе «У Сьюзи».

Когда я вошла в зал, на меня нахлынула теплая волна. Оркестр наяривал веселую мелодию, публика бурлила от восторга, а сама Сьюзи, облаченная в ярко-розовый саронг, отплясывала зажигательный лимбо [10] на танцплощадке. Мои подружки помахали мне из-за «нашего» столика в конце зала.

Я представила им Юки Кастеллано, и все обменялись рукопожатиями. По напряженным лицам девочек я поняла, что предстоящий процесс беспокоит их не меньше, чем меня. Поздоровавшись с Юки, Клэр заметила:

– Мы с Линдси лучшие друзья, и, конечно, вы в курсе, что я буду свидетелем от обвинения.

– А я работаю в «Кроникл», – с серьезным видом добавила Синди, – и мне придется забрасывать ее у здания суда очень неприятными вопросами.

– И потом разорвать ее на мелкие кусочки вместе с прочей журналистской братией? – хмыкнула Юки.

– Вот именно.

– Не бойтесь, я сумею о ней позаботиться, – заверила мой адвокат. – Схватка будет жаркой, это точно, но мы выиграем ее.

Все четверо, точно по команде, скрестили руки над столиком.

– Вперед, к победе! – проскандировала я.

Мы облегченно рассмеялись, и Юки, сняв пиджак, покосилась на «Маргариту», которую Клэр налила всем, кроме меня.

– Ни разу не пробовала, – протянула она с сомнением.

– Самое время, мисс Советчик, – улыбнулась Клэр. – Только пей медленно и со вкусом, ладно? А теперь, – продолжила она, – расскажи нам о себе. С самого начала.

– Ладно, тогда как насчет моего имени? – спросила Юки, облизав с губ соль. – Вы должны знать, что японцы и итальянцы – как лед и пламя. Возьмем, например, еду: если у одних сырые кальмары с рисом, то у других – спагетти и мидии под луковым соусом! – Ее смех зазвенел как колокольчик. – Когда моя мама, скромная, миниатюрная японка, встретилась на вечеринке с моим будущим папой, огромным и страстным итало-американцем, это было чистой воды волшебство. И вот представьте, – Юки выстреливала в нас сотней слов в минуту, – мой папа ей говорит: «Давай поженимся, пока мы еще влюблены друг в друга». Что они и сделали через три недели после первой встречи! А я появилась девять месяцев спустя.

Юки объяснила, что в консервативных японских семьях до сих пор существует предубеждение против смешанных браков, и ее родителям пришлось переехать в Калифорнию, когда ей исполнилось шесть лет. Но позже она часто вспоминала, что ей пришлось пережить в первые годы в школе, где местные дети издевались над полукровкой.

– Я решила стать адвокатом, увидев по телевизору Перри Мейсона, – со смехом заявила Юки. – На юрфаке у меня были одни пятерки – я не хвастаюсь, просто хочу, чтобы вы знали, – и после университета меня сразу взяли в «Даффи и Роджерс». Мне кажется, мотивация – главный двигатель наших успехов, так что вы должны меня понять. Я всегда старалась доказать себе что-то и никогда не останавливалась на достигнутом. Просто хорошего мне недостаточно. Я хочу быть лучшей. Что до вашей подруги, – а теперь и моей тоже, – то уверена, что Линдси невиновна. И я намерена это доказать.

Хотя Юки предупреждала меня насчет ажиотажа в прессе, то, что я увидела на следующее утро перед зданием суда, повергло меня в шок. Прилегающие улочки были забиты передвижными телестанциями и спутниковыми тарелками, а густая толпа зевак окружала их с четырех сторон, словно враждебная стена, блокируя все подходы к мэрии.

Я оставила машину в гараже на Ван-Несс-стрит, в трех кварталах от суда, и попыталась пробраться к месту пешком. Не тут-то было. Репортеры сразу заметили меня и бросились наперерез, тыча в лицо микрофонами и камерами и забрасывая вопросами, из которых я едва понимала половину.

Толкотня и давка, громкие вопли, обвинения, дикий шум толпы – от всего этого голова пошла кругом. Меня захлестнули горечь и обида. Какого черта, ведь я хороший коп! Почему все эти люди, которых я всегда защищала, теперь накинулись на меня?

Вик Смит из КОРН-ТВ знал меня по громкому процессу Грязной Гарриет: толстый коротышка с железной хваткой ловко выпытывал у людей подноготную, успевая выпотрошить их прежде, чем они что-нибудь заметят. Один раз Вик брал у меня интервью, и я хорошо знала его манеру, поэтому, когда он вкрадчиво спросил: «Вы обвиняете Кэйботов в том, что они заварили всю эту кашу?» – я едва не сорвалась.