Я понял, что больше мне от нее уже ничего не добиться, и торопливо откланялся, пожелав ей спокойной ночи.

Компания картежников с нетерпением поджидала меня.

– Ну, как там Ирка? – осведомился Элис, тасуя колоду карт.

– Переживает, напилась, – объяснил я ситуацию с лаконичностью, которой позавидовал бы любой спартанец.

– Еще бы! – вздохнул Витюша.

Николаша ничего не сказал, лишь нервно сжал в руке бокал с коньяком. Элис тоже ничего не ответил и начал раздавать карты.

Игра тянулась вяло. Карта мне шла так себе, и я набирал свое на вистах. Не вистовал я только тогда, когда играл Николаша. И объяснение этому было простое: Николаша всегда любил играть наверняка, и остаться без взятки, когда он играл семерную, было так же легко, как и лишиться ног после прогулки на минном поле. Ну а если Николаша заказывал шестерную в пиках, то вистующие на собственной шкуре убеждались в справедливости названия такой игры: «Сталинград». Разумеется, потом следовала долгая и нудная разборка по поводу «перезаклада», с хватанием за грудки и изощренной бранью, но убедить в чем-либо такого зануду, как Николаша, было весьма затруднительно. Однажды он вызвался играть семь бубей и взял девять взяток. Вистовал Элис. Когда донельзя раздосадованный Элис принялся проверять карты, он был предельно возмущен, обнаружив, что при любом раскладе и при самой тупой игре Николаша ну никак не мог взять меньше восьми взяток!

– Ну ладно! – горячился Элис. – Вот, на трефового туза мы берем железно. И пусть ты такой идиот, что отдал бы нам взятку на третью даму в червях. Но где еще одна взятка, где?!

– Откуда я знаю, может, у вас в трефах третья дама? – защищался Николаша.

– Какая третья дама в трефах?! – взвыл Элис. – Ты же сам трефовую даму снес!

– Снес не снес…. – проворчал припертый к стенке Николаша. – Может, я не помню, что я там снес!

Услышав такое наглое заявление, я просто обалдел. А окончательно рассвирепевший Элис дал брату в морду. Врезал от души: Николаша повалился вместе со стулом, набил на макушке шишку и потом долго ныл, утверждая, что заработал ни за что сотрясение мозга. Сочувствия, впрочем, он ни в ком не встретил, поскольку мы все ему дружно, хором, объяснили, что мозги, способные забыть о снесенной карте, необходимо выбивать из черепушки «склеротика», хотя бы из чувства любви к человечеству, в заботе о сохранении генетической чистоты вида гомо сапиенс.

В этом был весь Николаша, и потому я старался вообще против него не вистовать: нервные клетки, как нас учили в детстве, не восстанавливаются.

Впрочем, мало-помалу Элис разошелся и одну за другой сыграл восьмерную, две семерных и одну девятерную. Он играл спокойно, уверенно, и эта его уверенность меня пугала: что, если Борис прав? Что, если Элис действительно решил, оказавшись в отчаянном положении, разыграть кровавую драму? И все, происшедшее с Зябликовым, вовсе не несчастный случай, а лишь этап некоего четко продуманного и уверенно реализуемого Элисом плана? Уж он-то мастер составлять различные планы! И при их реализации Элис проявляет незаурядную настойчивость и изобретательность.

И неспроста здесь замешана эта злополучная картина Жерома. Ох неспроста!

В конце концов Элис блистательно сыграл безусловно ловленный мизер, который мы с Витюшей позорно лажанули, и игра наконец закончилась. Элис остался весьма доволен игрой, но в свете разговора с Иркой у меня все сильнее крепли подозрения: нет ли у его удовлетворенности никаких иных, глубинных причин? Я хорошо знал Элиса и постепенно приходил к выводу, что его превосходное настроение зиждется не на успехе в игре, а на удовлетворенности общим ходом событий. Словно он наблюдает за тем, как тщательно продуманный им план неукоснительно воплощается в жизнь.

Мы вышли из кабинета Элиса вместе с Витюшей и начали спускаться по лестнице.

– Слушай, как ты думаешь, завтра приедут эти… адвокат и мент Бориса? – озабоченно спросил у меня Витюша.

– Не мент, а работник прокуратуры, – машинально поправил я и спросил, в свою очередь, Витюшу: – А что это ты так взволновался? Боишься стать первым подозреваемым?

Однако Витюшу это явно не волновало. Он передернул плечами и безнадежно поинтересовался, очевидно, не рассчитывая на мой обнадеживающий ответ:

– Но… они нас не задержат надолго, да?

Я отнюдь не был настроен подбадривать ближнего своего и сурово осадил обескураженного Витюшу:

– Можешь быть уверен лишь в одном: если один из нас уедет в Бутырку, то остальные смогут наконец отправиться по домам. А вот когда это случится…, не знаю!

– Но они хоть разрешат нам позвонить домой? Мы же имеем право на один телефонный звонок, правда? – уныло вопросил Витюша.

– В принципе я полагаю, что тебе разрешат позвонить своему адвокату, – обнадежил я его, но тут же добавил: – Если, конечно, Борис не будет возражать.

– На фиг мне адвокат, – запечалился Витюша, – мне бы Маринке позвонить! Я ведь уже сегодня должен был приехать домой. А этот… все наши телефоны отобрал и отключил. Прикинь, если мы и завтра отсюда не выберемся?! Страшно подумать, что она сделает!

– Ничего, тебе в прокуратуре справку выдадут, – попытался я утешить Витюшу.

– Мне уже выдавали справки! – простонал Витюша. – Но Маринка ужасно подозрительная. Она уверена, что менты за деньги любую справку выпишут. Помнишь, что было, когда я повстречал Палыча?