— Постараюсь, тетенька, — отвчала Флоренса рыдая.

— Очень рада отъ тебя слышать это, — сказала м-съ Чиккъ. — Милая наша миссъ Токсъ… a никто, конечно, не станетъ сомнваться въ ея ум, здравомысліи, проницательности…

— Ахъ, милая Луиза, вы скоро сдлаете меня гордою, — сказала миссъ Токсъ.

— Несравненная наша миссъ Токсъ объяснитъ теб и подтвердитъ собственнымъ опытомъ, что мы призваны въ сей міръ длать усилія. Въ этомъ наше назначеніе и природа всегда требуетъ отъ насъ усилій. Если бы какой-нибудь ми… ахъ, милая Лукреція, я забыла это слово. Мими…

— Мистицизмъ? — подсказала миссъ Токсъ.

— Фи! какъ это можно! Что за мистицизмъ! Вотъ такъ на язык и вертится, a невспомню. Ми…

— Миротворецъ?

— Ахъ, Лукреція, что это y васъ за мысли? Къ чему намъ миротворецъ? Мы кажется ни съ кмъ не ссорились. Мимимизантропъ, — насилу вспомнила! Если бы какой-нибудь мизантропъ предложилъ въ моемъ присутствіи вопросъ: "Для чего мы родимся?" — я бы не задумавшись отвчала: — "Для того, чтобы длать усилія".

— Правда, — сказала миссъ Токсъ, пораженная оригинальностью мысли, — совершенная правда!

— Къ несчастью, — продолжала м-съ Чиккъ, — примръ y насъ передъ глазами. Мы имемъ причины думать, дитя мое, что вс эти ужасныя несчастія не обрушились бы на нашу фамилію, если бы во время было сдлано потребное усиліе. Никто въ свт не разувритъ меня, — продолжала д_о_б_р_a_я т_е_т_у_ш_к_а съ ршительнымъ видомъ, — что если бы бдная Фанни сдлала усиліе, котораго отъ нея требовали, нашъ малютка получилъ бы отъ природы крпкое тлосложеніе.

На минуту м-съ Чиккъ углубилась въ созерцаніе прошедшаго, настоящаго и будущаго, возвела очи свои къ небу, испустила глубокій вздохъ и продожала:

— Поэтому, Флоренса, теб слдуетъ теперь вооружиться всею твердостью духа. Докажи намъ, милая, что ты способна къ нкоторому усилію. Эгоистическая печаль съ твоей стороны могла бы еще больше разстроить твоего бднаго папашу.

— Милая тетенька, — воскликнула Флоренса, съ живостью становясь передъ нею на колни, чтобы смотрть ей прямо въ лицо, — говорите мн о папеньк, сдлайте милость говорите, больше и больше, не въ отчаяніи ли онъ?

Это восклицаніе чрезвычайно растрогало миссъ Токсъ. Быть можетъ, показалось ей, что сердце отверженнаго дитяти проникалось трогательнымъ участіемъ къ страдающему отцу или она увидла пламенное желаніе обвиться около сердца, переполненнаго нжностью къ ея умершему брату, или просто ее поразилъ отчаянный вопль заброшеннаго сиротливаго дтища, для котораго теперь весь міръ превращался въ мрачную и безлюдную пустыню, какъ бы то ни было, только миссъ Токсъ, при взгляд на двушку, стоящую на колняхъ, пришла въ трогательное умиленіе. Забывая величіе м-съ Чиккъ, она погладила Флоренсу по головк и, отворотившись назадъ, испустила обильный потокъ горьчайшихъ слезъ, не дожидаясь на этотъ разъ предварительныхъ наставленій отъ своей премудрой руководительницы.

Что всего удивительне, даже м-съ Чиккъ, дама съ твердымъ и возвышеннымъ характеромъ, потеряла при этомъ присутствіе духа и пребыла безмолвною, взирая на прекрасное юное лицо, исполненное невыразимой нжности и состраданія. Вскор, однако-жъ, она совершенно оправилась и, возвышая голосъ, — a извстно, что возвысить голосъ и возвратить присутствіе духа одно и то же — продолжала свою рчь съ важнымъ достоинствомъ:

— Флоренса, милое дитя мое, твой бдный папаша по временамъ бываетъ очень страненъ, и спрашивать меня о немъ почти все равно, что спрашивать о такомъ предмет, котораго я, право, не понимаю. Кажется, никто больше меня не иметъ надъ нимъ власти, и при всемъ томъ въ послднее время онъ очень мало говорилъ со мною. Я видла его раза два или три, да и то мелькомъ, все равно, что вовсе не видла, потому что его кабинетъ постоянно закрытъ. Я сказала твоему пап: — "Павелъ!" — я именно такъ выразилась. — "Павелъ! почему бы теб, мой другь, не принять чего-нибудь возбудительнаго?" A твой папа отвчалъ: "Луиза, пожалуйста оставь меня. Мн ничего не нужно. Мн очень хорошо и одному". Если бы завтра, Лукреція, допросили меня передъ судомъ, я бы поклялась, что онъ произнесъ именно эти слова.

Миссъ Токсъ выразила свое удивленіе слдующимъ изреченіемъ:

— Вы, милая Луиза, всегда поступаете методически.

— Короче сказать, моя милая, между мной и твоимъ папашей до ныншняго дня ничего не произошло, такъ-таки ршительно ничего. Когда я напомнила ему, что сэръ Барнетъ и леди Скеттльзъ прислали къ намъ очень пріятное письмо… Ахъ, Боже мой! какъ леди Скеттльзъ любила нашего ангельчика! — куда двался мой платокъ?

Миссъ Токсъ вынула изъ ридикюля и подала карманный платокъ.

— Чрезвычайно пріятное письмо. Они принимаютъ въ насъ самое искреннее участіе и просятъ тебя, Флоренса, къ себ. Для тебя нужно теперь развлеченіе, моя милая. Когда я сказала твоему папаш, что я и миссъ Токсъ собираемся домой, онъ только махнулъ рукой; a потомъ, на мой вопросъ: не будетъ ли съ его стороны препятствій къ твоему вызду? онъ отвчалъ: "Нтъ, Луиза, длай, что хочешь".

Флоренса подняла на нее заплаканные глаза.

— Впрочемъ, ты можешь, если угодно, и не хать къ Скеттльзамъ. Оставайся, пожалуй, дома или позжай со мной.

— Я хотла бы, тетенька, остаться дома.

— Какъ теб угодно. Я, впрочемъ, заране знала, что ты сдлаешь странный выборъ. Ты всегда была очень странна, даже дика, смю сказать. Всякая другая на твоемъ мст посл того, что случилось — милая Лукреція я опять затеряла платокъ — поставила бы за особенную честь воспользоваться такимъ пріятнымъ приглашеніемъ.

— Я бы не хотла думать, — отвчала Флоренса, — что мн надобно чуждаться нашего дома. Не хо тла бы, милая тетенька, воображать, что его… его верхнія комнаты должны теперь оставаться пустыми и печальными. Позвольте мн никуда не вызжать. О, братецъ, милый братецъ!