Шрифт:
— Почему он исцелил этого травоеда?
— Он — ангел Господень. Он так сказал.
— Надеюсь, он хоть улыбался, когда это говорил.
Она ощерилась, безотчетно подражая оскалу смерти.
— Он говорил мне, что ты придешь следом за ним. Он сказал мне, что делать. Он сказал, ты — Антихрист.
Стрелок покачал головой.
— Он этого не говорил.
Она лениво улыбнулась.
— Он сказал, ты захочешь со мной переспать. Это правда?
— А ты встречала мужчину, которому не захотелось бы с тобой переспать?
— Моя плоть стоит дорого. Расплачиваться будешь жизнью, стрелок. Я зачала от него ребенка… это был не его ребенок, а отпрыск великого короля. Если ты овладеешь мной… — Она умолкла, закончив мысль лишь ленивой улыбкой. Повела своими массивными бедрами. Точно плиты чистейшего мрамора, они застыли под материей платья. Получилось действительно впечатляюще.
Стрелок взялся за револьверы.
— В тебе — демон, женщина, а не король. Но ты не бойся. Я его вытащу.
Слова возымели действие. Она вся сжалась в своем кресле-качалке и стала похожа на ощетинившуюся куницу.
— Не прикасайся ко мне! Не подходи! Ты не посмеешь коснуться Невесты Божией.
— Хочешь на спор? — ухмыльнулся стрелок и шагнул к ней. — Не зевай, проверяй, как сказал старый картежник, открыв кубки и жезлы.
Гора плоти вдруг содрогнулась. Ее лицо превратилось в карикатурную маску безумного ужаса. Растопырив пальцы, она сотворила перед стрелком знак Глаза.
— Пустыня, — сказал стрелок. — Что за пустыней?
— Тебе никогда его не поймать! Никогда! Ты сгоришь! Сгоришь! Он так сказал!
— Я поймаю его, — возразил стрелок. — И мы оба знаем, что так и будет. Что за пустыней?
— Нет!
— Отвечай!
— Нет!
Он подался вперед, упал на колени и обхватил ее бедра. Она сжала ноги, точно тиски. Всхлипнула как-то странно и похотливо.
— Стало быть, демон, — сказал стрелок. — Ну, выходи, демон.
— Нет…
Рывком он раздвинул ей ноги и вынул из кобуры револьвер.
— Нет! Нет! Нет! — Она задышала прерывисто, хрипло.
— Отвечай.
Она тряслась в своем кресле, так что под ним дрожал пол. С ее губ слетали обрывки молитв и невнятных проклятий.
Он ткнул стволом револьвера вперед и скорее почувствовал, чем услышал, как воздух испуганным ветром ворвался ей в легкие. Она молотила руками ему по голове; ее ноги бились об пол. И в то же самое время это громадное тело стремилось вобрать в себя смертоносный предмет, вторгшийся в сокровенное лоно; желало принять его в свое чрево. Никто их не видел — только пыльное небо в синюшных кровоподтеках.
Она что-то выкрикнула ему, пронзительно и невнятно.
— Что?
— Горы!
— И что там в горах?
— Он остановится… с той стороны. Боже м-м-милостивый!.. чтобы собраться с с-с-силами. П-п-погружение, медитация… понимаешь? О… я… я…
Необъятная гора плоти вдруг напряглась, подавшись вперед и немного вверх, однако он был начеку и не позволил ее сокровенной плоти прикоснуться к нему.
А потом она вдруг как-то сникла и съежилась. Разрыдалась, зажимая руками низ живота.
— Ну вот, — сказал он, поднимаясь. — Демона мы обслужили, а?
— Уходи. Ты убил ребенка Алого короля. Но ты за это заплатишь. Уж будь уверен. А теперь уходи. Убирайся.
Уже на пороге он оглянулся.
— Никакого ребенка, — коротко бросил он. — Никаких ангелов, принцев и демонов.
— Оставь меня.
Он ушел.
XVI
Когда стрелок пришел на конюшню, на северном горизонте встало мутное марево — пыль. Но над Таллом пока было тихо, мертвенно тихо.
Кеннерли дожидался его в конюшне, на усыпанном сечкой помосте.
— Отъезжаете, стало быть? — Его губы расплылись в подобострастной улыбке.
— Да.
— Даже не переждавши бурю?
— Я ее опережу.
— Ветер всяко быстрей человека на муле. На открытом пространстве он вас убьет.
— Мне нужен мой мул, — просто сказал стрелок.
— Да, конечно.
Но Кеннерли не сдвинулся с места, а просто стоял, словно решая, что бы такого еще сказать, и усмехался этой своей подхалимской, исполненной ненависти ухмылкой. А потом его взгляд скользнул куда-то поверх плеча стрелка.