— Тем хуже для нас. Они уходят от тайфуна, а мы к нему в гости жалуем. Самый полный вперед!

Океан большой, воды на всех хватит, но только люди решили и эти просторы поделить, установить на них правила. Корабли не любили случайных встреч, огрызались, как собаки, могли и покусать. Только перед капризами стихии все были равны.

Караван из десяти кораблей и конвоя из восьми шел неторопливо. Возможно, с авангардного судна и заметили сторожевик, но не придали этому особого значения — скатертью, мол, дорожка, коли рветесь в открытый океан.

Кравченко так прытко удирал, что довольно быстро вышел на большие глубины. Радист принес сводку о штормовом предупреждении, но было поздно. Волны поднимались все выше и выше. Ветер усиливался, грянул гром, начался ливень. То, что в Атлантике называется штормом, на Тихом океане зовется тайфуном. Так вот, корабль попал в зону тайфуна, его кидало на волнах как перышко. Не привыкших к таким условиям ученым и Белограю с Мустафиным пришлось хуже других. Радисты тоже не были моряками, их на судно привел генерал. Покидало несчастных, побило о стены, наставили себе синяков. То, что творилось на палубе, неподвластно описанию. Три часа длился тайфун. Выдержали!

Очухавшись от встряски, радист прибыл в каюту генерала. С такими докладами надо бежать к штурману, а этому невдомек.

— Что случилось?

— Потерян один пеленг, рация вышла из строя.

— У вас есть вторая рация?

— Быстрее эту починим, чем новую установим.

— Так чините. А что случилось с рацией?

— Шахматная доска в нее влетела при шторме.

— Идиоты! Корабельный устав читали? В радиорубке не должно быть посторонних предметов!

— Но у нас нет своей каюты, мы живем в рубке.

— Убирайся. Рацию наладить срочно! Пошел вон!

Когда качка стихла Белограй вышел на палубу и поднялся на мостик.

— Спасибо тебе, Богдан Тарасыч, не потопил нас.

— Сам удивляюсь, как получилось.

— Рацию чинят. Подвели нас связисты. Далеко отклонились от курса?

— Порядком, если судить по компасу.

— Вижу перископ. Тридцать пять градусов по носу, — доложил старпом.

— Этого еще не хватало!

— Что? — спросил Белограй.

— Подводная лодка.

— Наша?

— Для нас, товарищ генерал, все корабли чужие. Скорее всего, американцы, мы ближе к ним, чем к своим.

Лодка вынырнула из воды.

— На корабль передан семафор — неопознанная цель идет на сближение, — доложил сигнальщик.

— Боевая тревога.

— Черт, неужели они пальнут? — спросил Белограй.

— Мы идем без опознавательных знаков, любая сторона нас примет за врага.

— Вижу торпеду, тридцать градусов по компасу.

— Сволочи! Право на борт, самый полный вперед.

— Сейчас она нас поцелует… — пробормотал рулевой.

Успели вывернуться, торпеда проплыла мимо.

— Мало баланды кушали подводнички, — зло усмехнулся командир. — Добро. Торпедные аппараты, товсь! Лево курсовой сорок. Приготовиться к атаке! Первый и второй — залп!

— Погружается, командир! — крикнул рулевой.

— Самый полный вперед! Снесем гаду башню. Атаковать и уничтожить!

Ответные торпеды прошли мимо.

— Стоп машины! Готовь фактическое сбрасывание глубинных бомб. Акустик!

— Слышу движки прямо по курсу.

— Начать бомбометание.

Фейерверк длился минут десять, потом все стихло, на поверхность океана начали всплывать обломки подлодки и разные предметы.

— Будем менять курс, — решил командир. — Надо уносить ноги, пока подмога не поспела.

— Ну ты, братец, даешь! — промычал Белограй.

— Так точно. Труса праздновать не привык. Малый вперед. Курс норд-вест.

— Весело с тобой, Кравченко.

— Долго ли продлится веселье? — снова ухмыльнулся командир.

Машина въехала во двор и завизжала тормозами. Солдаты отогнали зевак в сторону, кто-то в толпе шепнул: «Сам Улусов пожаловал». Из автомобиля вышел генерал и быстрым шагом направился в дом.

В квартире на третьем этаже толпились офицеры, шел обыск помещения. При виде генерала все вытянулись в струнку. Улусов прошел в дальнюю комнату, где на полу лежал труп полковника Лапина с простреленным виском.

— Докладывай, майор, — коротко бросил он, разглядывая труп.

— Самострел, Геннадий Семеныч.