— В расчете. Ну, пока. Звони, если что…

Дома была «изба-читальня»: Санька читала рукопись, лежа на полу. Тамара Алексеевна, нацелив на листы свет настольной лампы, сидела в кресле. Вид у обеих был отрешенный. Первой отреагировала дочь: прижав пальцем читаемую строку, она бросила на Маргариту торжествующий взгляд и выпалила:

— Бабушке очень нравится. Она уже знает, куда и кому это надо показать. Только дописать надо. И перепечатать. Ты прославишься!

Будущая знаменитость устало махнула рукой и пошла в кухню. На столе разложены были ингридиенты неприготовленного ужина. Глядя на этот стол, Маргарита испытала одновременно два противоположных чувства: досады и удовлетворения. Досады — потому что есть хочется, а есть нечего. А удовлетворения — значит, понравилось настолько, что забыли о своей голодной дочери и матери. Маргарита почти ничего и никогда не готовила сама: некогда было. Если мама имела возможность прийти, то горячий ужин был. Если нет — Санько лепила очень аппетитные бутерброды. В кухне всегда было чисто, потому что пачкали там редко. Маргарита поставила на огонь чайник, придвинула к себе телефон и набрала номера своих учеников. Договорилась о переносе времени уроков. Время ее уплотнялось, двадцати четырех часов в сутки становилось маловато. Закипел чайник, она заварила чай. Из комнаты по-прежнему не доносилось иных звуков, кроме шуршания переворачиваемых листов и Санькиного сопения. Наконец раздался голос:

— Нет, я не могу читать такое на ночь! — и Тамара Алексеевна появилась на пороге кухни. Глаза у пожилой женщины были примерно такие же, как накануне у ее внучки.

— Рита! — прошептала она, остановившись в дверях. — Почему это лежало у тебя под кроватью?! Саня говорит, что… восемь лет?!

Маргарита зевнула.

— Да я про него вообще забыла. Если бы не полезла за учебниками, то и не вспомнила бы…

— Рита, это надо дописать! Я знаю, к кому идти. Но надо побыстрому. Это же… Господи, я никогда ничего подобного не читала! Это же… Оторваться невозможно!

Маргарита потерла руками лицо, размазывая макияж.

— Мама, ты знаешь, я так устала, что даже не пойму, хочу я есть или нет… Горячая вода есть?

— Есть.

— Я в ванну.

— Я сейчас, — засуетилась мама, включая газ и ставя сковородку на огонь. — Это все делается очень быстро… А Сане не повредит чтение таких вещей? Тем более перед сном…

— Да разве ее теперь оторвешь?. Да и чего там такого? Внебрачные дети? Они сейчас по телеку еще и не то видят и слышат…

Потом бабушка и внучка едва не поругались, споря, кто заберет себе вторую часть романа, основную, где как раз разворачивается главное событие: битва Охотника с Ведьмой.

— Это не главная часть, — пыталась увещевать их Маргарита. — Главная часть — третья, когда граждане Города в благодарность за спасение схватят Охотника и отправят его на костер, обвинив в колдовстве… «Убить Дракона» — помните? Вот, та же идея…

Бабушка и внучка замерли, помолчала секунду, потом в один голос воскликнули:

— Но Капитан ведь успеет его спасти?!

Маргарита откинулась на подушку и закрыла глаза. Даже если бы она решила в свое время по-другому, то теперь пришлось бы все переделывать: погибнуть Охотнику не позволили бы.

— Успеет… Что, правда интересно?

— И она еще спрашивает! Дописывай поскорей!!

Следующий день был суббота, но это не был выходной день. Первая половина дня была занята уроками. В середине дня общими усилиями делали Санькины уроки, убирали квартиру и готовили обед. Потом Маргарита выгнала дочь в общую комнату и заняла ее письменный стол, пытаясь сосредоточиться на Скандинавском героическом эпосе и мифологии. Мысли тут же понеслись в сторону: «И чего я пошла на романский факультет, если меня всю жизнь тянет на север? И славяне и варяги мне гораздо интересней римлян и греков. М-да…»

В девять она погнала дочь в постель. Санька кричала, что не сможет уснуть, пока не дочитает сцену вызволения Авроры из каменного мешка и снятия с нее порчи. Маргарита отобрала у нее рукопись, пригрозив, что за такое поведение она вообще ничего не дочитает. Ни сегодня, ни завтра, никогда… Санька надулась. Маргарита сжалилась и дала два листа «до конца главы», спросив:

— Саня, ты хоть что-нибудь понимаешь? Это ведь совершенно недетская вещь.

— А что — детская вещь? Колобок и Теремок?

— Не нарывайся.

— Я не нарываюсь… А чего там понимать? Он храбрый, честный, даже добрый, и Аврору он всю жизнь любил, только у него, как у всех военных, мозги по линейке прочерчены, потому и не уберег ее. Стереотипное восприятие ситуации, потому и отдал ее на поругание. А сам потом всю жизнь страдал, пока Охотник не явился. Хорошо еще, что Охотника не угробил. Видно, прямые линии малость поизогнулись в извилины… Этот Охотник, похоже, тот еще гипнотезер был…

Маргарита молча закатила глаза, а Санька продолжила, как ни в чем ни бывало:

— А что это за Орден Зеркала? Такой был на самом деле?

— Не знаю, вряд ли. Надеюсь, ты понимаешь, что речь не о награде, а о военно-монашеской организации?

— Понимаю. А почему Зеркала?

— А чтобы вопросы возникали…

Тамара Алексеевна показала рукопись одной своей знакомой — техническому директору типографии «Радуга» и та по прочтении заявила, что роман — великолепен, автору же следовало бы бросить всю ту суету, в которой погряз, и писать, писать… Сначала Маргарита возмутилась: