— Другой планеты люди, — снова прошепталъ Матвѣй Трофимовичъ. — Какъ громко они говорятъ… Ничего не боятся…

Уже порядочная толпа интуристовъ вошла въ Эрмитажъ. Постепенно голоса стали сдержаннѣе и тише. Какъ всегдя при входѣ въ музей люди испытываютъ точно нѣкоторое смущенiе и уваженiе къ тому прошлому, что хранитъ музей, такъ и эти иностранцы стали молчаливѣе и сдержаннѣе.

Интуристы стояли, окруженные рослыми чекистами въ кожаныхъ курткахъ при револьверахъ, и сверху, откуда смотрѣли на нихъ Матвѣй Трофимовичъ и Антонскiй — они походили на толпу арестантовъ, захваченныхъ гдѣ нибудь на прогулкѣ и окруженныхъ полицейскими. Старые Эрмитажные служители, неслышно ступая, отбирали пальто, пледы, шапки, зонты, палки и сумочки.

Вдругъ въ легкiй гулъ сдержанныхъ голосовъ ворвался рѣшительный, крикливый голосъ протеста на англiйскомъ языкѣ. Говорила, обращаясь къ подошедшему къ ней громадному чекисту, — такихъ людей въ Императорское время брали въ гвардейскiй зкипажъ, — среднихъ лѣтъ американка, небольшая, полная, съ красивыми, карими, живыми, горячими плазами.

— Да никогда и нигдѣ этого не дѣлается… Сумочки отдавать!.. Я всю Европу объѣздила. Во всѣхъ музеяхъ была и нигдѣ, нигдѣ дамскихъ сумочекъ не отбирали.

Марья Андреевна, съ лицомъ, покрытымъ красными пятнами волненiя, спѣшила на выручку и на своемъ скверномъ англiйскомъ языкѣ стала объяснять, что это правило, касающееся всѣхъ и ему надо подчиниться.

— Что я унесу вашъ музей въ моей сумочкѣ, - кричала американка. — Если у васъ всѣ воры, вы думаете, что такъ и заграницей. Ничего я у васъ не унесу въ своей сумочкѣ, а ея вамъ не отдамъ…

— Но, миледи, никто вашей сумочки не откроетъ здѣсь, все будетъ совершенно сохранно, — усовѣщевала Марья Андреевна.

— Знаю, какъ у васъ тутъ сохранно. Не успѣла сойти съ парохода, какъ у меня украли мой шелковый шарфъ. Сказала, не отдамъ сумочки и прошу меня оставить въ покоѣ. Или везите меня обратно и отдавайте мнѣ мои деньги.

Марья Андрееъна зашептала что-то чекисту, тотъ махнулъ рукой и отошелъ въ стороиу.

— Имъ законъ не писанъ, — негромко сказалъ онъ.

— Что-же я то могу подѣлать, — по русски сказала Марья Андреевна.

Интуристы, сдавшiе все, что полагалось, стояли и ожидали, куда ихъ поведутъ.

— Наши пишутъ… въ газетахъ, — шепталъ Матвѣю Трофимовичу Антонскiй, — заграницей — голодъ, нищета больше нашего… Послѣдствiя Имперьялистической войны… Капиталистическiй мiръ погибаетъ… Все ложь. Посмотри у того, что въ высокихъ чулкахъ и шароварахъ… Какая матерiя… Одно очарованiе!.. Толстая, мягкая… Добротная… Потрогать хочется, осязать эту чистую шерстяную ткань… А башмаки-то!.. Такихъ и у нашихъ чекистовъ нѣтъ… А морды-то!.. Сытыя, гладкiя, свѣже-выбритыя… Какъ жиръ лоснится на нихъ! Поди они и не знаютъ, что такое вобла съ горячей водой.

Въ наступившую вдругъ среди интуристовъ тишину вошла шипящая, щелкающая, заученная рѣчь Марьи Андреевны. Англiйское «thе» она безцеремонно произносила какь «тзе» и безобразно коверкала слова. Тѣ, кто стояли дальше, подвигались ближе къ ней, кое кто приложилъ ладони къ уху.

— Вы находитесь, — почти кричала Марiя Андреевна, — въ одномъ изъ великолѣпнѣйшихъ и грандiознѣйшихъ достиженiй Совѣтской власти рабочихъ. Государсгвенный Эрмитажъ собираетъ, хранитъ и изучаетъ произведенiя искусства и памяники древностей всѣхъ временъ и народовъ. По количеству и достоинству коллекцiй онъ является первымъ въ мiрѣ музеемъ и составляетъ гордость совѣтскихъ республикъ… Леди и джентльмены!.. Мы начнемъ осмотръ съ хранилищъ нижняго этажа, гдѣ находятся обширныя галлереи древностей доисторическаго времени, памятники Востока, Египта, Месопотамiи, греко-римскiя древности и безцѣнныя, единственныя въ мiрѣ собранiя памятниковъ элино-скифской культуры, собранныя нами въ степяхъ и курганахъ совѣтской республики…

Звонкое эхо вторило, глушило слова и они сливались въ монотонный, неясный трескъ.

Матвѣй Трофимовичъ спустился внизъ и, когда интуристы пошли за Марьей Андреевной, вмѣшался въ ихъ толпу и слушалъ, что тѣ говорили.

— Надо удивляться этому народу, — говорилъ старикъ въ большихъ круглыхъ очкахъ въ черной роговой оправѣ, такъ обратившiй вниманiе Антонскаго своими шараварами, тощему и высокому англичанину, — въ такое короткое время создать такой необычайный и, правда, грандiозный музей. Посмотримъ, чѣмъ они его наполнили? Шестнадцать лѣть всего, какъ образовалась на развалинахъ дикаго царизма республика и какiя достиженiя! Я думалъ, когда бралъ мѣста на поѣздку и читалъ проспекты, что это всего только реклама — оказывается…

Каблуки посѣтителей стучали по звонкимъ мраморнымъ плитамъ высокихъ и просторныхъ галлерей и толпа иностранцевъ, окруженная чекистами растягивалась въ прозрачномъ, таинственномъ сумракѣ нижнихъ галлерей Эрмитажа.

Интуристы по прекрасной лѣстницѣ поднимались въ художественныя галлереи, Матвѣй Трофимовичъ шелъ съ ними. Въ черномъ длинномъ сюртукѣ онъ сливался съ толпою и походилъ на какого-то стариннаго нѣмецкаго профессора. Настороживъ уши онъ слушалъ и поражался наивности иностранцевъ и наглости гида.