Шрифт:
— Где подобрать? — довольно бестактно спросил я.
— В городе, — спокойно ответил Руссо и засмеялся, — Там народу много. Два дня сроку — и поезжайте с богом. Ясно?
Бычков, видно, не любил прохлаждаться. Как только мы вышли из кабинета, он сразу взялся за телефон. Говорил долго, настойчиво, но, кажется, безрезультатно. Повесив трубку, смущенно сказал:
— В отделе кадров отказали категорически. В горкоме комсомола тоже. Советуют побывать на стройках и попросту перетащить кого-нибудь к себе. Поедем.
Подняв воротники и поглубже надвинув шапки, мы тронулись в путь без особой надежды на успех.
Город строился, ремонтировал машины, отправлял в тайгу грузы, все были заняты делом, и только мы ходили по его заснеженным улицам как неприкаянные, присматривались к рабочим, с надеждой заглядывали в глаза встречным, но рта раскрыть не решались. Ведь засмеют. Тоже нашлись вербовщики…
После четырех неудачных попыток счастье нам все-таки улыбнулось.
Мы обратили внимание на высокого парня, который верстовым столбом стоял возле транспортера и со скучающим видом бросал на ленту кирпичи. Транспортер тянул их на стены строящегося дома.
Подошли, постояли. Для знакомства закурили все вместе.
— Подсобник? — спросил Бычков.
— А вы что, не видите? — подозрительно сказал парень и внимательно осмотрел нас.
— Новую работу хотим предложить. Грамотный?
— Что за работа?
Насчет грамотности он не ответил: теперь нет неграмотных, всякий знает.
— В полевую партию, в тайге.
Парень хмыкнул.
— Это дело мне знакомое. Ходил с геологами. Коллектором. Кормил комаров. Спасибо. Лучше я тут, по винтику, по кирпичику. По крайней мере, сверху не каплет и на папиросы хватает. Только душа не на месте, это да.
На его продолговатом лице, где все было длиннее нормы — нос, и брови, и рот, и мефистофельский подбородок, — отразилась какая-то странная задумчивость, никак не вязавшаяся с грубоватыми насмешливыми словами. Это придало нам уверенность в успехе. Видно, он все же успел полюбить таежное кочевье, костры на берегу реки, свободу действий и утреннюю зорю на лесной поляне.
Лента шла впустую. Парень думал, разглядывая нас. Спросил вроде из простого любопытства:
— Далеко идете?
— Вдоль студеного моря. Ну, прощай, парень… Пошли, — сказал мне Бычков и с явным сожалением посмотрел на подсобного рабочего.
— Обождите, — пробасил тот. — Уж больно вы скорые. Раз, два — и в корзинку. Еще как прораб. Да и комсомол…
— Ну? — Бычков впился глазами в его лицо.
— Вообще-то можно.
— Фамилия? — оживился мой начальник.
— Смыслов… Василий.
Мы с интересом уставились на него.
— В шахматы играешь? — Вопрос был задан нестройным дуплетом.
Наш новый знакомый широко и грустно улыбнулся.
— Так и знал, что спросите. Все спрашивают. Не играю. Не умею, понятно?
— Да, брат, жалко. Ну ничего, научим. Так идешь?
С начальством мы договоримся.
— Куда ни шло! Пойду. Ребята вы, видать, подходящие. А я человек компанейский. Руку!
Так в нашей изыскательской партии появился высокий парень, Василий Смыслов, уже с год болтающийся на разных стройках в качестве чернорабочего. Между прочим, приехал он сюда с путевкой комсомола. Ему просто не везло поначалу — и все.
Второго мы подцепили в проходной будке какой-то мастерской. Он стоял у дверей и, чтобы не уснуть со скуки, вырезывал из куска дерева весьма затейливую фигурку. Парень был видный из себя, красивый и, кажется, сильный. На старенькой спецовке у него краснел комсомольский значок. Мы остановились поодаль и стали наблюдать за ним через раскрытую дверь.
Надо отдать должное его проницательности. Занимаясь фигуркой, он все-таки многое замечал. Когда из мастерской вышел мальчуган-ремесленник, вахтер сразу же насторожился, хотя в повадке ремесленника вроде не было ничего подозрительного.
— А ну вернись! — веско сказал вахтер.
— Да я ничего, дядя, — покорно откликнулся ремесленник, останавливаясь.
— А ну положи железяку.
Мальчуган расстегнул ремень и с сожалением вытащил из-под телогрейки длинную полосу железа.
— Для шпаги приберег? Атос, Портос и д' Артаньян?..
Клади сюда. Давай, давай… А ну обожди! Зачем она тебе?
— Фехтовать хотел с ребятами. Ей-богу…
Вахтер подумал, посмотрел на расстроенное лицо парнишки и вынес совсем неожиданный приговор: