Шрифт:
Эньшин ликовал. И, когда директор пригласил его к себе поужинать, охотно согласился.
Ужин был бы много скромнее, если бы не щедрость Эньшина: из багажника своей машины он извлек дорогой коньяк, баночку икры и коробку импортных шоколадных конфет для супруги директора.
Директор оказался человеком открытым, общительным, он охотно рассказывал обо всем, что интересовало его гостя. Уже за полночь Эньшин возвращался в гостиницу в сопровождении директора и его супруги. Из чего дежурные сделали вывод, что этот высокий седовласый мужчина не иначе как важная персона.
На другой день Эньшин с Кораблевым возвратились в Москву. Кораблев успел сделать нужные ему рисунки и посмотреть в музее кое-какие новинки, в том числе несколько икон, недавно вернувшихся в музей из реставрации. А Эньшин был рад, что разузнал все о пещерах, даже не прибегнув к помощи Кораблева.
ЗАПИСКИ ИСТОМИНА
Несколько дней спустя после возвращения из Старицкого Кораблев получил письмо:
«Андрей Андреевич! Я написал Вам на Союз художников, потому что не знаю, где Вы живете. Я нашел коробку. Наверно, когда Вы у нас были в селе, ее дяденька искал, который приезжал на голубой «Волге». Коробка тогда из машины пропала. Эту коробку парень один утащил, только учительница не велела говорить кто, потому что он слово дал больше никогда не красть. Тетрадка, которая была в коробке, сильно попортилась. Мы немного разобрали, что там написано. Там какой-то дядя пишет, что скоро умрет, и про суд. Интересно, только мало что разберешь. Вы мне напишите, может, ее послать куда-нибудь надо. Я ее завернул и никому не даю. Привет Вам шлет наша учительница, а я жду ответа.
Анатолий Маркин».Кораблев вспомнил, что при розыске вещей, пропавших из машины Эньшина в Боровском, им помогал Толя, тот чернявый мальчуган, который сторожил имущество Засекина возле церкви. Кораблев тут же позвонил Эньшину, но трубку никто не брал. Тогда Кораблев написал Толе, как нужно упаковать тетрадь, и попросил отослать в свой адрес.
Только на третий день Кораблев наконец дозвонился Эньшину и сообщил ему о письме. Узнав эту новость, Эньшин тотчас же приехал к Кораблеву и сразу же бросился к нему:
— Когда вы отправили письмо? Что же со мной не посоветовались, черт возьми? — Но тут же осекся. Постарался загладить грубость: — Вы, дорогой, не сердитесь, у меня что-то стали нервы пошаливать... Наверно, от переутомления.
Кораблева все чаще стали раздражать бесцеремонность и категоричный тон Эньшина. Но, щадя свои нервы, он не стал одергивать его и смолчал.
В тот же день Эньшин отправился на машине в Боровское, надеясь захватить тетрадь, но Толя уже отправил ее в Москву.
Эньшин опять явился к Кораблеву. Тот встретил его без обычного радушия — не мог побороть в себе возникшее чувство неприязни. Эньшин жаловался на нездоровье, на всевозможные трудности, говорил, что пора-де ему на покой, что устал от всего... О поездке в Боровское ни слова. Уходя, как бы невзначай спросил, не пришла ли посылка от Толи, и уже в дверях, прощаясь, добавил:
— Когда получите, очень прошу — не вскрывайте, пожалуйста, а то еще что-нибудь потеряется.
Кораблеву такая просьба показалась странной.
Утром следующего дня пришла бандероль. Первым движением Кораблева было позвонить Эньшину, но, уже набрав номер, он передумал и положил трубку. Затем запрятал сверток и ушел.
Вечером к Кораблеву должна была прийти Марта Григорьева, его бывшая ученица. Она тогда, не окончив институт, выскочила замуж и укатила с мужем на Север. Кораблев не мог простить себе, что не отговорил ее от этого шага, не удержал, не заставил окончить институт. Позже он познакомился с ее мужем и понял, что Марта не уживется с ним: слишком очевидно было, что он весьма высокого мнения о собственной персоне. Такой может и не заметить, что его жена одаренный человек. Как и предугадал Кораблев, Марта вскоре рассталась с мужем и вернулась в Москву. Познакомившись с ее работами, Кораблев убедился, что не ошибся в ней, — она, несомненно, талантлива...
Придя к Кораблеву, Марта попросила показать его последние этюды, а потом рассказала, что по-настоящему увлечена книжной графикой.
— Я даже не представляла, насколько трудно иллюстрировать Грина. Эскизов сделала кучу, и ни один не нравится.
— Я вам вот что советую, Марта. Поезжайте-ка в Феодосию. Побывайте в гриновских местах. Обстановка сама многое подскажет.
— Сейчас не могу, у меня заказ не закончен.
— Ну вот, закончите и поезжайте. Если денег мало, достанем. Об этом не думайте.
— Знали бы вы, как я море люблю. Часто мечтаю поехать в Крым осенью, когда курортники разъезжаются... Скажите, Андрей Андреевич, а у вас есть заветная мечта?
— А как же. Вот, например, Достоевского иллюстрировать. Хотя понимаю, как это невероятно ответственно. Все пробую, вот уже несколько лет.
— Не покажете?
— Пока не могу.
— У меня один знакомый есть, знаток литературы. Все хочу его к вам привести.
— За чем же дело стало? Приводите в любой день, когда я дома. А кто он?