Их этих заповедей можно извлечь следующие указания: муж должен внушать жене страх; жена должна любить своего мужа, проявляя терпение, и доказывать всеми возможными способами, что она ему послушна. В словах, намеренно нами выделенных курсивом, сформулированы вечные нарекания супруги в адрес супруга, продиктованные не чем иным, как старинным матримониальным законодательством. В браках, заключенных по расчету, только выгоды ради, редко царила гармония, они почти никогда не бывали счастливыми. Избавившись от давления родительского авторитета, молодая женщина, вышедшая замуж, попадала в еще худшую зависимость, ее лишали всех прав, зато награждали множеством обязанностей, у нее не было никаких средств защиты от всемогущего господина, который при малейшей попытке мятежа имел право по королевскому указу (а раздобыть его было совсем не сложно) без суда и следствия заточить ее в монастырь. И если даже она попробовала бы искать способа завоевать сердце супруга, все равно ничего бы не вышло: любовь в те далекие времена считалась чувством, отношения к семейной жизни не имеющим.

В конечном счете получалось, что жена в своей семье была просто-напросто главной служанкой, обязанной обеспечивать в доме порядок и уют, а платили ей за эту требующую немалых усилий работу либо вежливым безразличием, либо грубыми окриками. Кроме того, ее роль предусматривала в качестве непременного условия материнство – ежегодно, причем, насколько это возможно, младенцу лучше было родиться мальчиком, продолжателем рода и племени папочки, в противном случае этот последний обливал ее презрением. Таким образом, твердо можно сказать, что от существования своего бедная женщина получала куда больше унижений, чем удовольствий, и как знать, не это ли заставляло ее порой искать веселья и утешения сердцу в иных местах, чем ее собственный дом, где ни о чем подобном нельзя было и мечтать.

Жена в ту эпоху не располагала никакими средствами защиты от унизительной зависимости и злоупотреблений властью со стороны супруга. Вдобавок ко всему, в тех случаях, когда особенно везучей женщине удавалось добиться – после бесконечно тянувшегося процесса – решения гражданского суда о разделе имущества, если ее муж пустил по ветру приданое, или о раздельном проживании супругов, если он по отношению к ней постоянно проявлял жестокость и это было подтверждено надежными свидетельствами, для официального развода требовалось еще и доказать представителям религиозной юрисдикции, перед церковным судом, именовавшимся «Конгрессом» (Congres) во время тягостного, отвратительного по сути и частично на публике происходящего испытания свою неспособность к деторождению. Многочисленные решения и приговоры, вынесенные Шатле и Парламентом, говорят о том, что женщины часто прибегали к двум первым способам мщения, причем почти всегда выигрывали дело, доходившее до суда. Обращая внимание на то, как редко выносились церковным судом решения о разрыве супружеской связи, можно сделать вывод: обиженные жены если и решались на третий способ, то крайне осторожно, осмотрительно, проявляя высочайшую сдержанность.

В те времена женщина, неудачно вышедшая замуж, знала, что семейные узы выкованы из хорошо закаленной стали и что разбить их (а называла она эти семейные узы в своем воображении не иначе как «своими кандалами») – задача куда как трудная. Но она вовсе не теряла надежды освободиться от них, не применяя насилия, но обращаясь к совести домашнего тирана, который держал ее в кабале, а кроме того, к властителям, способным изменить отжившие, устаревшие законы и обычаи. Ну и, следуя примеру своих сестер по несчастью прошлых эпох, которые не считали для себя возможным безропотно сносить гнет сильного пола (среди других – доблестной Кристины Пизанской), они в период царствования Людовика XIII продолжали активную – устную и письменную – пропаганду, от которой ожидали в качестве результата не меньше, как эмансипации. Вся вдохновленная этими чаяниями литература – книги, брошюры, сатиры, стихи, выходившие в свет между 1610 и 1643 гг. и в достаточно яркой и энергичной форме описывавшие зависимую ситуацию слабого пола, подвергавшегося двойной тирании – со стороны отца и со стороны супруга, – вся эта литература была полна протестов и требований: пусть женщинам предоставят свободу выбора спутника жизни в соответствии с их сердечными порывами; пусть их уравняют в правах и обязанностях с мужчинами; пусть наконец – и за это ратовали особенно – обязательное материнство станет материнством добровольным, сознательным.

Эта пропаганда, которую вели феминистские группы, потерпела поражение в борьбе с куда более мощной и активной пропагандой противной стороны, была осуждена Церковью и не принесла никаких плодов при Людовике XIII, никуда не годном супруге, отнюдь не склонном принимать во внимание жалобы и ходатайства, не имеющие, на его взгляд, под собой ни малейших оснований. «Смешные жеманницы», при поддержке Мольера, пойдут в новую атаку только в середине столетия.

А теперь посмотрим, как вели себя более или менее хорошо подобранные супружеские пары, как с чисто материальной точки зрения протекало их существование. Как дворяне, так и буржуа производили на свет многочисленное потомство: в семьях обычно было от четырех до шести детей, в некоторых – по десять, а то и по пятнадцать [95] . Но они вовсе не хотели испытывать никаких тягот, связанных с таким обилием ребятни. Новорожденные редко получали материнскую грудь: о них обычно поручали заботиться кормилицам, иногда – жившим в доме, иногда – довольно далеко от него. Подрастая, мальчики и девочки сначала воспитывались вместе – преимущественно женщинами, потом раздельно. Девочек, которых отсылали в монастыри, обучали скорее знанию света, чем орфографии. Мальчики переходили в руки наставников, священнослужителей или мирян, которые жили под крышей их родителей на правах «слуг высшей категории». В иных случаях наследников отдавали в коллежи, а среди этих коллежей, которых тогда насчитывалось примерно шесть десятков и которые концентрировались в двух парижских кварталах – Университетском и предместье Сен-Жак, самой доброй репутацией пользовались руководимые иезуитами Бонкур и Клермон.

Сыновья представителей буржуазии, как правило, более сведущие и компетентные, чем дворянские дети, получали там основательное гуманитарное образование, дополняя его изучением права, медицины и других наук в учебных заведениях более высокого уровня (facultes) Парижа, Орлеана или Монпелье. Дворянские же сынки, едва обзаведясь весьма ограниченным интеллектуальным багажом, сворачивали на другую стезю: обычно они поступали в военные академии, в том числе и в академию Пьера де Авикена, сеньора де Бенжамена, располагавшуюся на улице Бон-Анфан в приходе Святого Евстафия. Здесь они учились военному делу.

В общем, можно сказать, что от детей в семейном кругу требовалось пассивное послушание, особенно важно было, чтобы они во всем подчинялись воле отца. Разговаривая с родителями, равно как и в письмах к ним, дети использовали слова, выражающие почтительность и холодную вежливость. Ни родители к детям, ни, в особенности, дети к родителям никогда не обращались «на ты». Только старший ребенок в семье или, по крайней мере, старший среди мальчиков имел право на наследство. Все остальные приносились ему в жертву: если родители выбирали для них или они сами выбирали для себя профессию священнослужителя, в качестве единственного родового имущества они получали скудную пожизненную ренту [96] ; если же духовной карьеры им удавалось избежать, единственным, что мог предложить в таком случае закон, – была «обязательная доля».

Вместе с детьми, иногда испытывая к ним личную приязнь, наблюдая за тем, чтобы жизнь их протекала, насколько это было возможно, в благополучии, сопровождая их, куда бы тем ни пришлось отправиться, давая им порой добрые советы, а чаще подавая дурной пример, в доме жили слуги. Большей частью – крестьяне, изгнанные нуждой и голодом со своей земли. Они толпами стекались в столицу и переполняли ее. Их можно было нанять в специальных конторах, которые держали такие же «безработные», причем всегда женщины. От человека, желавшего поступить на службу, требовалась рекомендация, подписанная бывшими хозяевами. И тут – кому как везло. Иногда, конечно, нанимали мошенников и мошенниц, но куда чаще – людей, как юношей, так и девушек, которые становились верными и преданными слугами.