И как награда нашим стараниям среди вмерзших в лед каменных глыб возник дом. Он похож на юрту, в нем кроме двери есть окошко - иллюминатор. Над крышей торчит труба. Капроновые веревки обвились вокруг, тугие оттяжки от них идут к пудовым валунам: все, чтобы противостоять ветру.

В центре палатки помещаем ПЖТ (печь жидкостного топлива) под загадочным названием «Апсны», завод-изготовитель располагается в Сухуми. Вдоль стен раскладушки. На них матрас, под ноги кусок кошмы, в угол рюкзаки. Вот и обосновались. В нашей маленькой палатке трое: Будкин с помощником и я. В командирской, большой-четверо во главе с Михалычем. Там же кухня, склад основных продуктов. Еще нужно установить рукомойник на столбе среди валунов, помочь Ивану разгрузить вездеход, подготовиться к завтрашнему маршруту. Теперь ни дня нельзя терять. Январь на исходе, а это конец антарктического лета.

Тем временем у Гриши поспел чай. После пяти часов на крыше вездехода удивительно вкусен чай! Жадно пью, обжигаюсь. Но не сидится в палатке. Любопытство, нетерпение разбирает - что за мир тут вокруг? Ведь никем еще не хоженый, не изведанный! Отошел я немного от лагеря, остановился в тишине. Звук какой-то ласковый, булькующий слышится. Это ручей по льду бежит, журчание его умиротворяюще действует. Совсем не антарктическии звук, о других, теплых материках напоминает. Каждое лето, видно, поток этот действует. Камни на льду нагреваются под солнцем. Таяние может идти и в морозную погоду. Туннель в крае ледника вода пропилила - голубую трубу в метр-полтора диаметром. Не могу преодолеть искушения, лезу в этот темно-голубой омут, прохожу несколько метров, согнувшись в три погибели. Сосульки свисают как сталактиты. Стены в овальных выемках. Дно пещеры песком и галькой устлано, вода в углублениях, как осколки темного зеркала. С каждым шагом голубизна сгущается. Становится тоскливо, неуютно. Капли за шиворот падают. Впереди своды просели, тут уж на четвереньки становиться надо. И давит, угнетает толща льда над головой или это необычное освещение так действует. С облегчением вылезаю из этого подледного царства к солнцу, на свет божий.

В лагере Гриша уже развернул рацию. Установил связь со своим дружком на базе - радистом Юрой. Прямо по радиотелефону с ним разговаривает, без точек-тире, как раньше. Вся наша семерка в командирской палатке собралась. Ждем, вдруг известие какое, телеграмма из дома. Но нет пока новостей. «Молодежная» на связь с базой не выходила.

–  Отбой,- командует Михалыч.- Утро вечера мудренее.

И тут у входа умывальник звякнул, зафыркал кто-то, закрякал. Будкин обычно такие звуки издает, когда горло полощет. Но сейчас он от удивления как воды в рот набрал. Пришелец не унимается, стучит по рукомойнику.

–  Явился, не запылился,- благодушно говорит Гриша.-Сейчас я тебе, голубчик, калорий подброшу. А то небось изголодался на скудном местном рационе.- И Гриша лезет в продуктовый ящик.

–  Гнать его надо в три шеи. Ворюга, у меня с ним старые счеты,- прорывает Будкина.

Спор идет о поморнике. Летом он обитает в прибрежных районах Антарктиды, промышляя, как считает Будкин, разбоем и грабежом. По мнению биологов, он, однако, выполняет полезные функции санитара в колониях пингвинов и буревестников. Поморник просто уничтожает слабых и больных птиц, тем самым, возможно, предотвращая развитие эпидемий, появление ослабленного потомства… Сам он об этих высоких материях, понятно, не задумывается: дай бог выжить, поставить на ноги, а вернее «на крыло», своего заботливо оберегаемого отпрыска, обычно одного-единственного птенца.

В последние годы, когда Антарктиду наводнили исследователи, поморники проводят свои «санитарные» инспекции преимущественно в местах зимовок и полевых баз, ни одну из них не оставляя без внимания. Они способны на героические перелеты, проникая вслед за человеком в самые отдаленные, гиблые для всего живого районы Антарктиды. Одна из птиц достигла даже полюса холода - станции «Восток» - достоверный факт, зафиксированный зимовщиками на фотопленке. Вот и сейчас, стоило нам обосноваться лагерем у горы Мередит, поморник тут как тут, присоединился к нашей великолепной семерке.

Михалыч назначает подъем на десять утра. Надо отоспаться перед первым маршрутом. Разошлись по палаткам. А спать не хочется. Белая ночь сияет над Антарктидой. Заглядывает через иллюминатор в наше жилище. На базе «Союз» прекрасные были белые ночи, но попривыкли мы уже к окружающему ландшафту. А здесь все новое, неизвестное. Разрешил бы Михалыч, так прямо сейчас ушел бы в маршрут.

Попыхивает печь ПЖТ, пэжэтуха в просторечии, шлет привет с далекого черноморского курорта. Знают ли в солнечной Абхазии, что обогревают Антарктиду? Не только мне не спится. Будкин напевает, развешивая для просушки портянки: «Ах, какие удивительные ночи… Может быть, она меня забыла, знать не хочет…» Его помощник, в противовес своему шустрому начальнику, какой-то вялый, заторможенный, читает сборник юмористических рассказов под названием «Душевная травма». Откуда и зачем здесь в горах Антарктиды у него эта книжка? Загадка. Неужели, чтобы убивать время? А ведь оно здесь так стремительно движется!

Лежа в мешке, я пишу дневник. Не многое удалось мне за прошлые шесть экспедиций в Антарктику. А сколько всего видел, с какими удивительными людьми работал, в каких только не бывал переделках. Теперь многое безнадежно утрачено, в памяти не восстановишь, детали пропали, а без них тускло все выглядит, неубедительно. Вот и о горах Принца Чарльза мог написать на целых 12 лет раньше. А ведь как интересно сложилась та экспедиция, и герои ее были личности яркие, колоритные, особенно наш начальник ленинградский геолог Дмитрий

Соловьев. Не раз судьба сводила нас вместе в Антарктиде. Вспыльчивый, резкий, а то и грубый, он был далеко не идеальный руководитель. Но все искупали прямодушие, увлеченность работой. И сейчас вспоминаешь его не иначе как добром. Роль его в геологических изысканиях той поры, теперь уже ясно, одна из первых. 10 раз ходил он в Антарктиду. В горах Принца Чарльза открыл крупнейшее железорудное месторождение, сравнимое разве что с Курской магнитной аномалией. В Антарктиде и заболел: тяжело, неизлечимо. И вскоре после возвращения умер. Завещал он прах свой развеять над Антарктидой. Не удалось это сделать. Но горы Дмитрия Соловьева есть теперь на карте Антарктиды. К югу от нас, в верховьях ледника Ламберта…