Шрифт:
После изложенного выше в других разделах поршневский анализ собственности представляется уже почти очевидным. Приведу три цитаты из разных работ Поршнева. Все они про одно и то же.
«Сказать, что нечто присвоено человеком или коллективом, значит сказать, что другие люди, другие коллективы или члены данного коллектива, каждый в отдельности, лишены свободного доступа к пользованию и распоряжению этим имуществом. […] Существование собственности как экономического отношения всегда подразумевает те или иные формы ограничений, запрещений для людей пользоваться или распоряжаться данными вещами.» [131] «Собственность […] есть отношение между людьми: отношение между собственником (единичным или коллективным) и теми, кто не имеет прямого доступа к распоряжению данной вещью. Юридическое право собственности лишь оформляет и закрепляет это отношение. В экономическом смысле собственность всегда выступает как общественное отношение — отношение между собственником и несобственниками.» [132] «Собственность есть не просто отношение людей к вещам, а отношение между людьми посредством особого ограничения пользования вещами.» [133] Из приведенных высказываний видно, что общей моделью отношения собственности является знакомая формула, описанная применительно к культурным запретам: «нельзя, кроме как в случае…». Следовательно, за этим отношением скрываются описанные выше социально-психологические и, соответственно, нейрофизиологические механизмы межчеловеческих взаимодействий. Собственность — неотъемлемый элемент всего этого комплекса, подчиняющийся внутренней логике его закономерностей.
131
См.: «Проблемы возникновения человеческого общества и человеческой культуры.» «Вестник истории мировой культуры.» — М.: 1958. — № 2, с. 29.
132
«Феодализм и народные массы.» — М.: Наука, 1964. С. 29.
133
«О начале человеческой истории (Проблемы палеопсихологии).» — М.: Мысль, 1974. С. 401.
Собственность как экономическое отношение, по Поршневу, есть не суммирование однократных актов взаимодействия людей, а непосредственное проявление самой непрерывности этого взаимодействия, самой нейрофизиологической «напряженности» такого непрерывного взаимодействия. С точки зрения животного, собственность есть затянувшийся «нерешенный вопрос» о том, кто манипулирует некоей вещью, кто извлекает из этого манипулирования биологическую пользу. Что, как уже было описано выше, соответствует затянувшейся «сшибке» возбуждения и торможения, соответствует природе суггестии.
Здесь уместно привести одно рассуждение Поршнева, обобщающее фундаментальное значение для человека такой «сшибки» или «трудного состояния», экспериментально вызываемого у животного:
«То, что у животных физиологами традиционно, хотя и навряд ли верно, рассматривается как патология высшей нервной деятельности, в генезисе второй сигнальной системы преобразуется в устойчивую норму. […] Ультрапарадоксальная „фаза“ для человека в отношении высшей нервной деятельности на уровне второй сигнальной системы стала пожизненной, может быть, лишь несколько отступая в пожилом возрасте (что воспринимается как умудренность). Но это справедливо не только для жизни индивида, а и для совокупной всемирной истории человечества». [134]
134
Там же, с. 451.
Для того чтобы излагаемое понимание собственности было более ясным, воспользуюсь одним замечанием Маркса из Капитала, дающим пример как раз неудачной попытки охарактеризовать собственность (в целом, взгляды Маркса на собственность вовсе не противоречат поршневскому подходу). Маркс возражает против употребления В. Рошером термина «пролетарий» по отношению к первобытному человеку:
«Житель первобытного леса — собственник первобытного леса и обращается с первобытным лесом, как со своей собственностью, так же бесцеремонно, как орангутанг». [135]
135
К. Маркс, Ф. Энгельс. Собрание сочинений. Второе издание. Т. 23. — С. 628.
Адекватное понимание собственности получается из простого «перевертывания» приведенной характеристики: собственность есть там, где можно констатировать не «бесцеремонность» обращения человека со своими вещами, а, наоборот, невозможность такого обращения с чужими; где человек получает доступ к чужим вещам посредством известной «церемонии» и никак иначе. Я не встречал у Поршнева «обыгрывания» этой ошибочной марксовой характеристики собственности, однако убежден: ему не раз приходилось удерживать себя от соблазна это сделать, ибо подобные инверсии ложных представлений — один из любимейших его объяснительных приемов. В годы перестройки такие вольности с марксовыми текстами были уже допустимы, и автор этих строк выступил с изложением поршневской методологии анализа собственности. [136] Процитирую свои выводы:
136
О.Т. Вите. «Методология исследования отношений собственности и идеология борьбы за их изменения. Перестройка: новые общественные явления, новые исследовательские подходы.» — Л., 1989.
«Отношение данного субъекта к вещам, как к своим, опосредовано отношением других субъектов к данному, как к собственнику. Отношение к вещам, как к своим, не может появиться прежде, чем появилось отношение к этим вещам, как к чужим, как к вещам, принадлежащим другому.» [137] «Следовательно, ключевая фигура отношения — несобственник, ибо только в отношении с определенным несобственником получает и свое определение собственник, а вместе с ним — и все отношение собственности». [138]
137
Там же, с. 51.
138
Там же, с. 50.
Впрочем, если вспомнить сказанное выше о первичности «они» по отношению к «мы», необходимость выдвижения на передний план фигуры несобственника выглядит совершенно очевидной. Однако ключевая роль именно несобственника придает всей проблеме неустранимо исторический характер: проблема собственности становится проблемой ее становления, развития, изменения.
Поршнев специально исследовал становление отношений собственности при феодализме и в первобытном обществе.
В качестве примера приведу поршневский анализ становления личной крестьянской собственности в условиях феодализма:
«Личнотрудовая собственность крестьянина — это не столько предпосылка, сколько продукт постепенного развития феодального общества. В самом деле, ведь трудовое имущество — это еще не собственность, пока его никто не стремится систематически отнимать. Единовременная попытка отнять имущество, например, попытка военного грабежа, порождает оборону, однако такое спорадическое сбережение вещей от гибели еще вовсе не есть становление собственности. Но систематическая оборона превращается в право.