Тетя Марджори изобразила на лице соответствующее возмущение, и тут Марни расхохоталась:

– Браво, мистер Стиллмен! – Ее зеленые глаза блестели от восторга. – Мисс Гринхем говорила, что у него острый как бритва язык, и я очень рада, что он использует его. Что же можно сказать о людях, которые преследуют несчастных зверей, обезумевших от паники? Это вовсе не спорт! Это самый настоящий садизм и извращенная похоть!

– Марни! – Дядя Ричард предупреждающе кашлянул и наклонил голову к викарию. Дерек чуть не подавился глотком шерри, и кузине пришлось постучать его по спине. Потом она жизнерадостно продолжила: – Разве вы не согласны со мной, викарий? Я хочу сказать, вы читаете проповеди о любви к малым сим…

Тетя Марджори поспешно поднялась.

– Я думаю, дамы, что нам пора пойти в гостиную и выпить кофе, пока мужчины насладятся беседой и сигаретами. Марни, – подчеркнуто спокойно проговорила она, – мне кажется, ты говорила, что поиграешь для нас. Может быть, ты так и сделаешь, когда мужчины будут готовы присоединиться к нам.

Марни действительно немного играла на фортепьяно и, поскольку была по-настоящему привязана к тете Марджори, которую она считала слегка глуповатой, но добродушной, постаралась развлечь общество легкой музыкой Новелло и Керна, хотя каждый раз, когда ее взгляд падал на лошадиное лицо мисс Кортфилд, ей страшно хотелось разразиться «Мажорным галопом».

Девушка все же была слишком возбуждена предстоящим отъездом и не смогла долго усидеть за фортепьяно. Через некоторое время она извинилась и направилась в сад.

В саду было свежо после летнего ливня, и Марни пробегала пальцами по подстриженным мокрым кустам роз и вдыхала их аромат. Она не услышала шагов по траве позади себя и испуганно вздохнула, когда чьи-то теплые руки развернули ее, обхватив за плечи. Перед ней стоял Дерек, его лицо в лунном свете казалось совсем бледным.

– Лунный свет и розы, – прошептал он. – Такой случай нельзя упустить. – Но когда он притянул ее к себе, девушка вывернулась из объятий и побежала вниз по аллее. Однако, как она ни была быстра, Дерек оказался быстрее и вскоре перехватил ее у раскидистой липы, хрупкую, пытающуюся вырваться из его упрямых, настойчивых рук.

– Ты животное, Дерек Лестер, и ты слишком много выпил!

Марни изловчилась и сильно пнула его в голень ногой в серебристой туфельке.

– Оставь меня в покое и ступай тискать Дэйзи Кортфилд – она до смерти этого жаждет!

– Я не пьян, маленькая тигрица. – Юноша рассмеялся, возбужденный ее сопротивлением и боевой раной, которую она только что нанесла ему. – Для этого мне потребуется больше чем два стакана шерри. Это из-за тебя, Марни. Ты больше не ребенок – и выглядишь очень соблазнительно в этой прозрачной шелковой штуковине. – Он прислонился горячим лицом к ее прохладной шее. – Позволь мне поцеловать тебя. Поцелуй никому не повредит.

Она почувствовала, как его губы заскользили по ее шее, и больно наступила ему на ногу.

– Если ты меня не отпустишь, Дерек, я завизжу так, что этот сад рухнет, – сказала она с угрозой.

– Не уезжай завтра – оставайся и выходи за меня замуж, – прошептал он.

– Нет, я буду визжать – и не выйду за тебя замуж, даже если ты останешься единственным мужчиной во всем мире. Ты просто смешон, Дерек. – Инстинкт пришел к ней на помощь, и она начала смеяться со всей жестокостью, которая только может найтись в девушке, когда мужские руки испугают ее своей требовательностью и силой. Она почувствовала, как руки кузена ослабли и он тупо стоял, откидывая назад всклокоченные волосы цвета песка.

– Ох, перестань так смеяться, – пробормотал он.

– Ну, ты просто нелепый идиот. – Теперь Марни почувствовала, что овладела ситуацией, и спокойно прислонилась к стволу липы. – Мы с тобой двоюродные брат и сестра, и твой отец нисколечко меня не одобряет. Кроме того, у меня пока нет ни малейшего желания обречь себя на семейную жизнь.

Рядом со своим высоким кузеном она казалась совсем маленькой и хрупкой, но он видел, что за ее густыми ресницами цвета опавшей листвы таится взрослая насмешка, и его руки медленно сжались в кулаки.

– Ты хладнокровная мелкая рыбешка! – взорвался он. – Могу поспорить, что Дэйзи Кортфилд будет лучшей партией, чем ты.

– Уверена в этом, – хихикнула Марни. – Она обожает твои веснушки.

– Знаешь, на что я надеюсь, Марни? – Дерек говорил сжав зубы. – Я надеюсь, что в Лондоне ты встретишь мужчину, который разорвет твою броню на тысячу мелких клочков и заставит тебя сжевать их.

– Ты бессердечный дьявол, Дерри! – И поскольку чаще они все-таки были добрыми друзьями, исключая те моменты, когда Дерек пребывал в амурном настроении, Марни поймала его руку и дружески встряхнула ее. – Прекрати эти дурацкие любовные речи, – приказала она. – Я хочу делать карьеру и никогда не смогу довольствоваться жизнью жены респектабельного солиситора, тебе это известно. Так здорово отправиться в большой мир и работать, а когда мне исполнится двадцать один и дядя Ричард передаст мне мои деньги, можно будет попутешествовать, позже стоит серьезно заняться фортепьяно и выступать с концертами, как моя мать.

– Ты и в самом деле ужасно хорошо играешь, Марни. – Теперь Дерек тепло обхватил ее рукой, и, почувствовав братскую нежность этого прикосновения, расслабившиеся мышцы, больше не походившие на напряженные струны, Марни приняла это объятие и они прислонились к большой липе, каждый на какое-то время погрузился в собственные мысли.

Марни жила с родителями Дерека уже восемь лет, с тех самых пор, когда ее собственные родители, направлявшиеся в Ирландию к бабушке, утонули: их пароход пошел ко дну в Ирландском проливе. Когда директриса интерната, в котором училась Марни, сообщила ей о смерти родителей, она сказала: «Всегда помни, дорогая моя, когда мы храним ясные воспоминания о тех, кого мы любим, они никогда не умирают для нас окончательно».