— А может, он не знает про Алекперова?

— Так ты ему подскажи, — мягко сказал Мартынов. — И посмотрим, что он тебе на это ответит.

Он посмотрел на меня с почти нескрываемой насмешкой. И я понял, что все — правда. Когда я приду к Боброву и расскажу ему об Алекперове, он выставит меня за дверь, попросив не тревожить его по пустякам.

— Здесь все очень сложно, Женя, — сказал Мартынов. — Ты просто не можешь себе этого представить. Почему события происходят именно так, а не иначе, кто все организовал, кто исполнил — ничего никогда нельзя понять. Даже история с расследованием по делу Самсонова — я говорю не об убийстве, а о сокрытии крупных сумм, о «черной наличке», — кто это все инициировал? Почему именно Самсонов оказался крайним, хотя подобное происходит во всех программах, а таких программ — десятки? Может быть, именно с подачи Алекперова все и началось?

Мартынов тяжело вздохнул,

— Мы не знаем этого. И никогда не узнаем, — закончил он свою мысль.

Наступило тягостное молчание. У меня было такое чувство, будто я заглянул в приоткрытую дверь, куда раньше мне не было доступа, и увиденное оказалось пугающе мрачным.

— Здесь все сложно, — повторил свои недавние слова Мартынов. — И очень грязно. Мы только слегка копнули, и началось — Загорский, Кожемякин. — Он невесело усмехнулся. — Вот подожди, мы еще и до остальных доберемся — и до Демина, и до Светланы этой.

Я нахмурился.

— Ты не хмурься, — сказал Мартынов. — Это я уже к делу перехожу. Докажем ли мы вину Кожемякина — большой вопрос. Поэтому у меня к тебе просьба: ты присмотрись повнимательнее к этим двоим: и к Светлане и к Демину.

— Они уже все знают.

— Что они знают? — не понял мой собеседник.

— Что я не просто так появился в самсоновской группе.

— Ты раскрылся?

— Да.

— Сам?

— И не боишься ответственности? Ты не имел права этого делать.

— А мне плевать.

— Тебя же начальство со света сживет за это.

— Я ухожу из полиции.

Мартынов посмотрел на меня долгим взглядом, будто увидел впервые.

— Не совсем понимаю, — признался он. — Но о причинах догадываюсь. Что ж, дело твое. Любой выбор надо, уважать. Хотя лично мне ты, конечно, очень усложнил жизнь.

— Сочувствую. Но я думал, что дело сделано, и готовился к отъезду.

Он снова посмотрел на меня долгим взглядом:

— Ты действительно по собственной воле решил все рассказать?

— Да.

— И как они к этому отнеслись?

Я неопределенно пожал плечами.

— Понятно, — сказал Мартынов. — Уж лучше бы не говорил, наверное.

— Нет! Только так!

— Я начинаю тебя уважать. Я бы, например, не решился.

— Я не герой, просто надоело притворяться.

— Ну хорошо. Давай вернемся к делу. Как думаешь, чем еще можешь помочь нам?

— Теперь уже ничем. Я уезжаю. У вас и без меня все получится.

Я хотел подсластить пилюлю. В дверь постучали.

— Войдите! — сказал Мартынов.

Это была Светлана. Она поздоровалась с Мартыновым и со мной как ни в чем не бывало, но в ее глазах я увидел молчаливый вопрос.

— Я пойду, пожалуй, — сказал я.

— Ну почему же? Останься, — предложил Мартынов.

Его предложение можно было расценивать как приказ.

— Давненько мы с вами не встречались, — сказал Мартынов Светлане.

— А я и не скучала.

Мартынов засмеялся, оценив ответ. В этом кабинете немногие, наверное, шутили.

— Что ж, значит, наша встреча будет краткой, — сказал он. — Вот только выясним с вами кое-какие подробности. Тот самый вечер — вы понимаете, о чем я говорю…

Светлана кивнула, делаясь строже лицом.

— Вы поссорились со своим мужем. С бывшим мужем.

Светлана снова кивнула.

— И вы оказались в ванной комнате.

— Да. Я уже рассказывала об этом. Тогда разревелась как девчонка, и мне надо было заняться собой.

— В ванную комнату заглянул Евгений. — Мартынов кивнул в мою сторону. — Предложил возвращаться в Москву. Вы вышли из ванной и где кого обнаружили?

— В гостиной.

— Там присутствовали все?

— Не было Сергея. — У Светланы дрогнул голос. — И, кажется, Загорского.

— Загорский был в кухне, — подсказал я.

Но Загорский волновал сейчас Мартынова меньше всего.

— Ладно, это я понял, — сказал он. — Но Демин и Кожемякин были в гостиной?