Шрифт:
— Странно.
— Что странно? — не понял я.
— Вот эта машина, — она кивнула в сторону «жигулей». — Они ехали за нами от самой Москвы.
Я с сомнением посмотрел на нее.
— Мало ли «жигулей» бегает по дорогам. Вряд ли это та же самая машина.
— Нет, нет, — убежденно возразила Светлана. — У них очень приметная солнцезащитная наклейка на лобовом стекле. Обычно там написано что-нибудь на английском. А у них по-простому: «Спартак». Видишь?
Я видел.
— Нечасто встречается. Я сразу внимание обратила.
Я снова выглянул в окно. Невозможно было понять, есть в машине кто-нибудь или нет.
— От самой Москвы за нами тянулись, — изменившимся голосом сказала Светлана. — Я сначала думала — случайность.
Мы вышли из спальни и спустились вниз. У подножия витой лестницы стоял Самсонов. Он окинул нас со Светланой оценивающим взглядом и едва заметно, одними глазами, улыбнулся. Я готов был побиться об заклад, что это он пытался, но так и не смог попасть в свою собственную спальню. Нельзя сказать, что я испытывал такое уж сильное смущение. Как мужчина мужчину он должен меня понять.
— Какой чудесный вечер! — сказал он довольно фальшиво.
Но Светлане было не до шуток. Она отвела Самсонова в сторону и принялась что-то с жаром ему втолковывать, подкрепляя слова энергичными жестами, показывая куда-то за стену, в сторону пустынной улицы, где притаились странные «жигули». Самсонов слушал внимательно, но на его лице я не видел испуга. В конце концов он кивнул и ушел к себе наверх. Светлана вернулась ко мне. Она была возбуждена.
— Что он сказал?
— Что все мы должны уехать.
— А он?
— Останется здесь.
Она считала это опасным.
— Причин для беспокойства нет, — на всякий случай сказал я. — Это не дом, а настоящая крепость.
Спустился Самсонов. Он был в легкой куртке.
— Грузитесь, — приказал он. — Дотемна до Москвы не доберетесь.
Бесчувственного Кожемякина перенесли в фургон. Демин, несмотря на то, что был совершенно пьян, дошел сам. Самсонов проводил нас до фургона. Я увидел, как он бросил быстрый и осторожный взгляд в сторону подозрительных «жигулей». Сумерки сгустились, и теперь уже даже с близкого расстояния невозможно было определить, есть ли кто-то в машине.
— Если хотите, я могу остаться с вами, — предложил я.
Самсонов засмеялся и покачал головой. У него сейчас был особенный смех — злой и решительный. Подошел Загорский:
— Я хотел бы отпроситься у вас на несколько дней, Сергей Николаевич.
— Не сейчас, Альфред. Ты же знаешь — съемки.
— Возьмите оператора из резерва, — проявил упрямство Загорский.
— А что случилось-то?
— Я лечу в Германию. Уже и виза открыта, и билет на руках.
— Что же ты визу открывал, не поговорив предварительно со мной? — удивился такому недоразумению Самсонов.
Загорский молчал. Обиделся. Так благородно обижаться умел только он. Ничего не скажешь — порода.
— В общем, я тебя не отпускаю, — объявил Самсонов.
Загорский хотел что-то сказать, но Самсонов его перебил:
— Что за черт? Где Светлана?
Ее нигде не было. Самсонов ушел в дом и через пять минут вернулся, ведя Светлану за руку. У нее было злое и расстроенное лицо.
— Марш! — сердито приказал Самсонов. — Чтоб я вас через минуту уже здесь не видел!
И снова бросил взгляд на притаившиеся неподалеку «жигули».
Мы сели в фургон. Самсонов на прощание помахал нам. Куртка у него распахнулась, и я увидел засунутый за пояс пистолет.
— Надеюсь, вы не будете стрелять без предупреждения? — то ли в шутку, то ли всерьез поинтересовался я.
Самсонов только улыбнулся. Улыбка у него была нехорошая. Злая какая-то.
Глава 19
На дорогу уже выползла разбойница-ночь. От подступающей вплотную к машине темноты было неуютно и тревожно.
— Он наорал на меня, — неожиданно то ли пожаловалась мне, то ли объяснила Светлана,
— Не сердись на него.
— Наорал, — повторила она. — Думала, по щекам меня отхлещет.
Светлана вела наш фургон, вцепившись в руль с обреченной решимостью. Огоньки приборной доски бросали в ее лицо неживые зеленоватые отблески.