— Он имеет право выбора поступков, — примирительно сказал я.

— Послушай, почему ты его защищаешь? — сердито спросила Светлана. — У тебя с ним какие-то особенные отношения?

— Я его уважаю.

Светлана отвлеклась от дороги и посмотрела на меня.

— Уважаю, — упрямо повторил я. — Я впервые в своей жизни встретил столь талантливого человека. Раньше только о таких слышал — встречать не доводилось.

Некоторое время мы ехали в полной тишине, только за нашими спинами, за перегородкой, было слышно, как всхрапывает Кожемякин.

— Он талантливый, — констатировала Светлана. — Но очень недобрый.

— Но почему же? — попытался протестовать я.

Теперь уже Светлана проявила упрямство.

— Недобрый, — повторила и вздохнула. — Алекперов по-своему прав. У Сергея получаются очень злые передачи. Скоро мы подрастеряем зрителей. Не всех, конечно, такого никогда не случится, останется какое-то количество фанатов. Но из рейтинговых передач мы выпадем.

— А если Самсонов будет снимать что-нибудь более веселое? Ну хотя бы как этот сюжет с «роллс-ройсом» в конце?

Светлана покачала головой:

— Этого не будет. Я вообще не знаю, почему он на концовку с «рейсом» согласился. Это на него совсем не похоже. — Она невесело улыбнулась. — Под твое влияние, наверное, попал. — И снова ее улыбка погасла. — Он не будет показывать людей лучше, чем они есть на самом деле. Он наблюдатель. С ясным умом и холодным сердцем. Ему интересны люди, но только как объект исследования. Подстроит ситуацию и наблюдает, что из этого выйдет. Наверное, биолог так рассматривает червя. Ткнет его иглой, червь начинает извиваться, а биолог наблюдает. Ему интересно.

— Но ведь всем интересно, — осторожно подсказал я. — Передачу-то смотрят.

— Смотрят потому, что показывают нечто не совсем пристойное, то, что никто не осмеливается, а Самсонов показывает. Это как демонстрация полового акта. Все знают, что это существует, и знают, как это происходит, но тем не менее старательно избегают публичности. Потому что это нравственный аспект, ты меня понимаешь?

— Это разные вещи.

— В каком-то смысле — да. Но их роднит то, что и в первом, и во втором случае люди предпочитают избегать огласки. Ведь нелепые ситуации, в которые попадают наши герои, очень неприятны. И неудивительно, что люди хотят, чтобы их неприятности были известны как можно меньшему числу окружающих. А Самсонов выставляет их на всеобщее обозрение. Точнее, на осмеяние.

— Ну и что, — буркнул я.

Светлана подумала и ответила после паузы:

— Ничего. Я только хотела сказать, что все это выглядит недобро. Мы все для него подопытные кролики. Хотя каждый из нас ему по-своему интересен. Я иногда ловлю его взгляд — такой вроде бы скользящий, скучающий, но вижу в нем затаенный интерес.

Я готов был с ней согласиться. Потому что сам замечал нечто подобное, но не мог четко сформулировать эту мысль. Светлана все привела в порядок, расставив по своим местам.

— Он наблюдает за нашим поведением так, словно мы — герои одной большой передачи. А он в этой передаче режиссер.

— Жизнь нельзя срежиссировать, — буркнул я.

— Можно. Просто не каждому дано. Вот Самсонов умеет. Ты правильно сказал — он талантлив. Очень. Он умеет провоцировать наших героев так, что люди раскрываются со всеми их недостатками.

— А смысл?

— Не знаю, — пожала плечами Светлана. — Мне кажется, что это своего рода болезнь, лекарства от которой нет.

Впереди показались огни Москвы.

— Ты боишься за него? — спросил я.

— Да, — после долгой паузы ответила Светлана. — Для меня это было откровением. Может, она действительно влюблена в Самсонова? Подчиненная и шеф, безответная любовь. Такое бывает, я слышал.

— Все замыкается на деньгах, как мне кажется, — сказал я. — Эти умопомрачительные суммы, бесконтрольно переходящие из рук в руки, — вот на чем можно быстро погореть.

Светлана слушала меня с сосредоточенно-напряженным выражением лица.

— Сегодня в музее я увидел рекламу банка: Наверное, это и есть та самая «скрытая реклама», о которой мы говорили?

Светлана утвердительно кивнула:

— Да. Я сама видела, как к Самсонову приезжали люди из банка.

— Привозили деньги?

— Ну, наверное. Это всегда происходит без свидетелей, ты же понимаешь. Заплатили, и сегодня Загорский так поставил свою камеру, что в рамке все время была эта чертова реклама.

— Он жадный?

— Кто? Самсонов? Нет.