Шрифт:
— Это правда, Светлана. Получилось совершенно случайно. Тот человек не знал, что я не в курсе, и проговорился безо всякого умысла. А когда он понял, что произошло, уже ничего нельзя было изменить.
Она заплакала так, будто и не выплакала все слезы в прошедшую ночь.
Слезинки скатывались в стремительно остывающий кофе. Возможно, именно так выглядит настоящее раскаяние. Она сделала неловкое движение, чашка с кофе опрокинулась и скатилась со стола, но Светлана, казалось, этого не заметила.
— Ты сильно его ненавидела?
Я увидел, как она замерла. Сидела, опустив голову, и молчала.
— Он не был виноват в том, что случилось, — сказал я.
Она подняла наконец голову. Во взгляде читались растерянность и боль.
— Зачем ты меня мучаешь?
— Ну что ты! — с фальшивым участием сказал я.
— Я сам себе не верил в эту минуту. А уж она — тем более.
— Как ты мог такое подумать?
— Какое? — дрогнул я.
— Как?! — воскликнула Светлана.
У нее снова задрожал подбородок. Истерика.
— Я убила Самсонова?! Которая его любила?!
— Ну что ты такое говоришь, — пробормотал я.
— Да ни один из вас ему в подметки не годится! Вы пыжитесь, стараясь казаться настоящими мужиками, а он им был!
Вот это слово — «был» — повергло ее в совершенно беспомощное состояние. Как будто только сейчас она поняла, что Самсонова уже нет. И больше никогда не будет. Она зарыдала и рухнула на стол. Это было настоящее горе. Искреннее. Я хотел ее успокоить, но не смел. Чувствовал себя нашкодившим мальчишкой, случайно прикоснувшимся к такому, чего мне по причине малолетства и знать бы не следовало. И уйти я сейчас не мог. Уход был бы бегством. Оставалось сидеть и клясть себя за самонадеянность.
— Извини, — вдруг сказала Светлана и вышла из кухни.
Я слышал, как в ванной зашелестела вода. Светлана вернулась минут через пять. Слез не было, но ее выдавали глаза.
— Извини, — повторила она.
— Ты меня извини.
Она махнула рукой, давая понять, что прошает меня по причине моего скудоумия.
— Просто нервы сдают, — пробормотал я в свое оправдание. — Нелепая история. И тяжелая ночь.
Чувствовал, что говорю не то, и не мог остановиться.
— Ведь кто-то из нас! Ты понимаешь? Самое ужасное, что убил один из нас! И у меня голова кругом идет…
— Это не обязательно кто-то из наших.
— Разве? — изумился я.
— Ну конечно, — негромко и печально сказала Светлана. — У него были неприятности, ему угрожали, ты же сам был тому свидетелем.
Напоминала о случае, когда парочка незнакомцев пустила Самсонову кровь в его же собственном кабинете.
— Те ребята исчезли, — напомнил я. — А «хвост», который все последние дни повсюду таскался за Самсоновым, оказался обычной «наружкой». Милиция его сопровождала, только и всего.
— Но почему?
— Что «почему»? — не понял я.
— Зачем милиция следила за Сергеем?
— Не знаю, — проявил я осторожность. — Может, он попросил, чтобы его сопровождали…
— «Попросил»! — фыркнула Светлана. — Ты бы видел, как он злился, когда они тянулись за нами.
— Может, другая какая причина, — пошел я на попятный. — Но факт — ребята, которые угрожали Самсонову, исчезли. Никто их не видел. Так что на них эту смерть не спишешь. Если только не допустить, что они незаметно проникли в гараж…
— Они не могли незаметно проникнуть в гараж.
— Почему?
— Потому что снаружи дверь в гараж можно открыть только ключом.
— Вот они и открыли. Светлана покачала головой:
— Ключ от гаража только один.
И Мартынов мне говорил то же самое.
— Было три штуки, но два из них я потеряла. Еще когда мы жили вместе. А третий Самсонов всегда носил с собой. У него была такая связка ключей — на металлическом кольце.
Точно, была. Я видел. Мне эту связку показывал Мартынов.
— Вот видишь, — сказал я. — На тех ребят убийство не повесишь.
Она посмотрела мне в глаза тягуче-долгим и тоскливым взглядом, и я понял, почему она вцепилась в тех ребят — потому что, если их отбросить, остаемся только мы: я, она, Демин, Загорский и Кожемякин. И убийцу надо выбирать из нас. Не хочется, потому что это страшно. Но по-другому не получается.
— Я в вашей компании человек новый, — продолжал я, — И многого еще не знаю. К людям не успел как следует присмотреться. Но ты-то там не первый день.