— Доброго тебе здоровья, достойный луньхоу.

— И тебе, советник!

Евнух отвесил гостю поклон ничуть не менее почтительный, ибо знал об уважении, каким пользуется Ли Сы у императора, да и просто неплохо знал своего гостя. Они недолюбливали, но уважали друг друга, отдавая должное уму и сметливости каждого.

— Как прошел вчерашний день, почтенный луньхоу?

— Хвала Небу, я не испытал ни болей, ни тревог! А как твой? — поинтересовался евнух, состроив на лице, по-бабьему пухлом, гримасу заинтересованности.

— Небо было благосклонно и ко мне.

На этом обмен любезностями можно было считать законченным, и чиновники перешли к делу.

— Что привело тебя ко мне, достойный Ли Сы?

— Если б я осмелился, я хотел бы оторвать от раздумий моего повелителя, солнцеликого Тянь-цзы. Я слышат, он во дворце.

Чжао Гао изобразил на жирной физиономии нечто среднее между улыбкой и раздумьем.

— Да, но как ты знаешь, он занят, сильно занят.

— Я не сомневался в этом, достойный луньхоу! Но слова, какие я хочу сказать повелителю, слишком серьезны для судьбы Поднебесной.

Евнух задумчиво потер покрытую редким волосом щеку.

— О чем ты хочешь поговорить с ним? — отбросив всякие церемонии, деловито спросил он.

— О его решении строить стену, — столь же деловито, без витиеватости ответил Ли Сы.

— Ты против этого?

— Стена не защитит Поднебесную, а подорвет ее могущество.

— Почему?

— Слишком много затрат. Синеголовые надорвут себе спины и развяжут животы, таская камни.

— Ну и пусть. Тебе что, их жалко? — хмыкнул фаворит.

— Я не испытываю жалости и любви ни к кому, кроме моего повелителя и людей, обласканных им. Но подвоз камней и пищи для синеголовых ляжет на плечи би чжу. Боюсь, что крестьяне не выдержат этой обузы.

Евнух засопел, размышляя.

— Я думал об этом, — признался он. — Но еще не говорил на эту тему с Солнцеликим. Ты же знаешь, его нелегко переубедить, когда он заставит себя во что-то поверить.

— Знаю, — тонко улыбнулся Ли Сы. — Назначение луньхоу — угождать императору.

Чжао Гао уловил скрытую издевку и скривил свои пухлые губы.

— Не умничай. Все мы варимся в одном котле. — Евнух чуть помедлил, размышляя, и решил. — Хорошо, ты получишь возможность переговорить с Тянь-цзы, и я даже попробую помочь тебе его убедить, но не будь слишком настойчив.

Ли Сы почтительно, безо всякой лести склонил голову.

— Я знаю, луньхоу, и я благодарен тебе за помощь. Наше усердие сослужит добрую службу величию Поднебесной.

— Подожди, — бросил фаворит.

Через дверь, скрытую за шелковой драпировкой, он ушел и вскоре вернулся, поманив советника.

— Пойдем. У Тянь-цзы сегодня хорошее настроение. — Он дружески пропустил Ли Сы вперед и прибавил: — Но прошу тебя, будь убедительнее.

Ли Сы не ответил, он очень хотел быть убедительным.

Ши-хуан находился в своих личных покоях, отделанных с замечательной простотой. В быту — не на людях — император был непривередлив. Он встретил советника без лишних церемоний, с распушенными волосами, в одной нижней рубахе, сидя на топчане перед бронзовым зеркалом. На носу повелителя Поднебесной вскочил прыщ, и правитель Цинь пытался от сей неприятности избавиться.

Ли Сы низко, до самой земли поклонился. В ответ император покосился на визитера и моргнул, не прерывая занятия.

— С чем пришел, голова?

— Прошу повелителя меня выслушать.

— Говори! Говори! — Ши Хуан махнул рукой. Прыщ не сдавался, и это сердило императора. — Что еще? Плохие предзнаменования? На востоке появился Чэн-син? [51]

— Нет, повелитель, Чэн-син на своем месте, к тому же на востоке пока нет наших армий.

Ши-хуан засмеялся.

— Это ты точно сказал — пока! Что тогда?

— Я хочу предупредить повелителя.

Император бросил на советника взгляд исподлобья.

— Что? Заговор? Кто?

Ли Сы, успокаивающе сложив на груди руки, отвесил поклон.

— Нет, повелитель. Народ спокоен и боготворит Бися. Мои опасения вызывает другое.

Советник сделал паузу. Император насторожился еще больше.

— Что же тебя беспокоит?

— Стена против варваров, повелитель.

Ши-хуан соорудил неопределенную гримасу, сделавшись похожим на шакала.

— Что же, по-твоему, она коротка или низка?

— Нет, мой господин, она слишком велика для Поднебесной.

— Как тебя понимать?