Прямо перед ним обнаружилась приветливо и даже, пожалуй, как-то шаловливо улыбающаяся девушка, а по обе стороны от нее, на асфальте – два огромных клетчатых баула.

– Простите! – Глеб поднялся и зачем-то поклонился, непроизвольно сглотнув, – его нежданная визави прямо-таки лучилась той не открытой еще наукой блудливой энергией, которую могут производить лишь некоторые женщины, а улавливать – все без исключения мужчины. Щечки с ямочками, красный смеющийся рот, густые каштановые кудри, рассыпавшиеся по плечам, высокая грудь и глаза… Зеленые, как астраханские арбузы, они заворожили Погодина мгновенно – и накрепко.

– Вы мне не поможете вещи до подъезда донести? – продолжая улыбаться, проворковала девушка, переступив ногами, отчего ее каблучки звонко цокнули об асфальт.

Глеб невольно скосил глаза вниз, на точеные коленки и короткие сапожки незнакомки – и сглотнул, судорожно и гулко.

– Конечно, помогу. Вот только у меня… сумка… – Глеб чуть ли не со злостью тряхнул своими вещами. – Она, правда, пустая почти…

– Так я же ее могу понести! – радостно сообщила ему девушка и, не давая опомниться, подхватила сумку, закинула за плечо. – Мой дом – во-он тот, с эркерами. Таксист, гад, высадил здесь, мол, там дорога разбита… А вас как зовут?

«Глеб», – едва не сказал Погодин, но вовремя прикусил язык. И ответил, как и подобает настоящему урке в бегах:

– Федор Степанович.

Девушка хихикнула, обожгла взглядом:

– А меня – Лика. Будем знакомы.

Неожиданно Глеб обнаружил, что уже довольно давно несет оказавшиеся весьма тяжелыми баулы, широко шагая вслед за девушкой. Вокруг шумел на разные голоса гигантский город. Приблизившаяся громада шестнадцатиэтажного дома нависла над Глебом, точно айсберг над обреченным «Титаником».

Лика магнитным ключом открыла подъездную дверь.

– Ставьте здесь, Федор Степанович.

– Не, не, донесу до лифта! – как-то слишком поспешно возразил Глеб, глядя на ее грудь.

Они подошли к лифту, и Лика ткнула точеным пальчиком с кровавой капелькой лака на ногте в обожженную неведомыми пироманами кнопку.

– Ну что это такое! – рассерженно топнула она каблучком. – Не работает… Опять сломали, скоты!

– Я донесу! – снова заторопился Глеб, хватаясь за ручки баулов. – Какой этаж?

– Пятый. Спасибо, Федор Степанович!

Все время, пока они поднимались по лестнице, он видел перед собой обтянутые сетчатыми чулочками девичьи ножки, бойко считающие ступеньки.

– Вот мы и пришли! – объявила Лика и жестом фокусника продемонстрировала Глебу ключ. – Вы уж, пожалуйста, занесите сумки в прихожую…

– Конечно… – У Погодина кружилась голова, но отнюдь не из-за восхождения на пятый этаж.

Лязгнула дверь, вспыхнул красноватый свет в прихожей Ликиной квартиры. Пахнуло корицей, лавандой и еще чем-то, необъяснимым и дразнящим. Глеб переступил порог и вдруг понял – не уйти!

– Чайку, чайку! Просто так я вас не отпущу, – щебетала девушка, ловко стряхивая с ног сапожки и одновременно скидывая на руки Глебу курточку.

– Не, не надо! Я пойду! – отчаянно замотал головой Погодин, прижавшись спиной к двери.

– Еще чего выдумали. Так, быстро – разувайтесь и мойте руки. Не деньги же мне вам предлагать.

При слове «деньги» Глеб смутился, послушно снял кроссовки и двинулся в ванную.

«В конце концов, почему нет? – подумал он. – Перекушу, отдохну. Да и хозяйка симпотная…»

В узком коридорчике, столкнувшись с Ликой, он попытался протиснуться мимо девушки, втянув живот и обдирая спиной стену, но хозяйка квартиры, словно нарочно, прижалась к Погодину, дав ему на мгновение ощутить удивительно упругие выпуклости, – и белкой ускакала в комнату, хихикая на бегу.

Потом, сидя на кухне, за столом под оранжевым абажуром, они пили чай с баранками. Разговор из серии «ни о чем» медленно тек, как ручей между камушков. Обсудили погоду (Глеб сумел вставить в Ликино щебетание только одну фразу: «Да, никудышная в этом году осень»), столичные пробки (тут ему пришлось только кивать), новую моду (Погодин тихо попивал чай, отводя глаза от голых Ликиных рук, порхавших над столом). С моды беседа съехала на качество одежды, с нее – на качество китайской одежды, а потом, как-то незаметно, на Китай вообще и на китайскую поэзию – в частности.

– Я так люблю Ли Бо! – воскликнула Лика. – Вот это знаете?

И начала нараспев декламировать:

– Не знаю! – мотнул головой размякший от чая Глеб и непонятно зачем добавил: – Я сам пишу. Стихи. Поэт я. Вот.

– Ой, как интересно! – Лика вдруг вскочила, всплеснула руками и, наклонившись через стол, уставилась на Глеба своими глазищами.