Песок был приятно теплым, мягко пружинил под ногами. К Выгодскому и Олегу, уже подбрасывавшим мяч, подбежали Павел, Женя, Туликов. Мяч вылетел из круга и стремительно несся метрах в трех от меня. Я прыгнула и ловко взяла его.

Когда люди становятся в круг и пасуются мячом, сразу видно, кто умеет играть, а кто нет, и можно даже догадаться, кто какой человек. Движения Олега были мягкими, пружинистыми, экономными. Анатолий рассказывал, что у него первый разряд по баскетболу. Олег не кичился своим умением, играл увлеченно. Выгодский явно подражал ему, хотел показать, что и он умеет играть, но получалось плохо, и смотреть на него было как-то неприятно. Женя оказалась неожиданно сильной, но играть не умела и откровенно смущалась из-за этого. А Туликов, совсем белый, незагоревший, костлявый, азартно, совался к мячу, мешал всем, поминутно оглядывался на жену — они радостно улыбались друг другу, — и я снова увидела то хорошее, что так тщательно он прятал в себе на службе.

Как я и ждала, наша с Олегом игра сразу выделилась: недаром Лешка в детстве мучил меня своей физкультурой. И, кроме обычного контакта движений, который бывает между хорошими игроками, снова появилось нечто такое, что еще более усиливало нашу близость, возникшую в автобусе, когда мы пели.

Мяч выкатился, я побежала за ним, вернулась. Олег смотрел на меня, улыбаясь… И я улыбнулась. Наверно, все это заметили. Вагин решительно крикнул:

— Купаться!

Мне хотелось играть еще. И Олегу, видно, тоже. Но в тоне Вагина, было что-то осуждающее — ни я, ни Олег ничего не ответили.

— Будем купаться? — подчёркнуто весело спросил Павел у Жени.

Женя быстро ответила:

— Конечно. — И не смотрела на нас с Олегом.

Вагин удовлетворенно усмехался.

— Люба, я выкупаюсь? — крикнул Туликов жене.

Она закивала ему.

— Ну, а что же своего умирающего лебедя не приглашаешь? — грубовато спросил Вагин у Выгодского.

Знакомая Колика лежала в сторонке, аккуратно подстелив коврик, задрав к небу заклеенный бумажкой нос. Выгодский крикнул ей:

— Том, купнемся?

Та, продолжая лежать, покачала головой.

Я видела, что не только у меня, но у всех эта высокомерная отчужденность знакомой Выгодского вызывает неприязнь.

— Кто хоть она, если не секрет? — спросил Павел.

— Устраивается на работу, — неопределенно ответил Колик.

Я вошла в воду. Сзади пыхтел Вагин; я, не оборачиваясь, услышала, что и все наши вошли в воду. Очень долго было мелко. Наконец я нырнула, потом легла на спину. И тотчас увидела Олега. Он плыл отличным кролем, работая ногами, как винтом.

Подплыл Вагин и тяжело перевалился на спину, выставил живот, мягкий и широкий, как у лягушки. Проговорил, запыхавшись:

— А вы настоящая спортсменка, Танечка! Только нельзя вести себя так неосмотрительно. Вы хоть и маленькая девочка, но что люди подумают?..

Я сильно оттолкнулась и поплыла за Олегом. А он, оказывается, остановился. Неужели ждал меня?.. Рядом никого из наших не было. Я видела его мокрое, блестящее от воды лицо, прозрачные капельки на ресницах. Олег мигал, видно, забыл, что их можно стереть рукой, и смотрел на меня. Я вытерла свое лицо, тогда и он вытер свое. И мы оба засмеялись…

В это время Вагин сзади насмешливо сказал:

— Здесь дно! А вы, конечно, не чувствуете его, потеряли и не найти, да?

Я встала. Олег тоже. Я еще и раньше замечала, что при разговоре с Вагиным Олег щурился, улыбался иронически и язвительно, почти как Туликов. И Вагин редко разговаривал с ним. Олег сказал:

— А нам за дно держаться нечего, Виктор Терентьич…

Вагин усмехнулся — понятно, мол, ваше дело в облаках витать — и медленно произнес:

— Скучная была бы жизнь без донкихотов!

Ага, ясно, это он намекает на отказ Олега завершить работу над диссертацией. И боится Олега. Хорошо хоть, что прямо об Анатолии не заговорил. Сдержался, он же все-таки человек воспитанный:..

Олег непонятно ответил:

— Золотые слова! Ведь некоторые люди дальтоники, хоть окулист и говорит им, что у них нормальное зрение. А кому же хочется считать себя дальтоником? Да и как не поверить специалисту, врачу, правда, Виктор Терентьевич?..

У Вагина подрагивали губы.

— Отличительная черта всякого чудака, — сказал он, — самозабвенная вера в придуманный идеал. И при этом чудак ежесекундно готов принести ему в жертву собственную жизнь. На меньшее он не согласен!

Олег засмеялся прямо в лицо Вагину:

— Бывают такие. Но, в общем-то, категории чудаков многочисленны.

Нет, Анатолий побоялся бы так разговаривать с Вагиным! Анатолий умный, но какой-то скучный. Я толком не понимала перепалки Олега с Вагиным, но была уверена, что Анатолий не сумел бы так говорить, как Олег.

Вагин язвительно сказал:

— Конечно, самая яркая категория — творцы-гении?!

— Само собой! — охотно согласился Олег. — А им, в свою очередь, особенно чудаковатыми кажутся те, которые дорвались до жирного куска и наслаждаются.