Ненависти во взгляде деревенского старосты тут же добавилось.

Получив желаемое, Джерин благодушно позволил себе этого не заметить. В данный момент для него было гораздо важнее накормить свое войско, чем заботиться о благополучии чьих-то там крепостных.

По крайней мере, таково было его мнение. На следующий день он узнал, что оно не совпадает с мнением Лучника. Колесница, в которой стоял сын Араджиса, Эранаст, мчалась к нему по боковому проселку. Когда Эранаст поравнялся с Лисом, он заявил без каких-либо предисловий:

— Лорд король, мой отец запрещает разорять окрестности, пока вы находитесь на подвластных ему территориях.

— Неужели? — спросил Джерин. — Как это мило.

Эранаст снял бронзовый шлем, по форме напоминавший горшок, и почесал затылок.

— Означает ли это, что вы подчинитесь?

— Разумеется, нет, — ответил Лис. — Если он может научить меня, как прожить без еды, пока мы пересекаем его земли, я могу попытаться. В противном же случае я буду делать то, что должен, чтобы их пересечь.

— Так вы не уйметесь?

Глаза Эранаста округлились, в них читалось неподдельное удивление.

Уже многие-многие годы никто на землях Араджиса не осмеливался противиться его воле. И Эранаст при всем своем бравом и независимом виде был поражен, что кому-то может прийти в голову ослушаться его отца.

— Я только что это сказал. Разве ты не слышал? — вежливо поинтересовался Джерин. — Араджис не мой сюзерен, поэтому я не обязан ему подчиняться, к тому же он требует от меня невозможного. Дурак я буду, если послушаюсь. По-твоему, я похож на дурака, молодой человек?

На это Эранаст ничего не ответил. И наверное, к лучшему. Но он нахмурился, изо всех сил стараясь придать своему лицу суровое и даже угрожающее выражение. И то сказать, тому, кого издавна величают наследником или принцем, а порой и лордом принцем, вряд ли может понравиться обращение «молодой человек».

Сделав глубокий вдох, Эранаст перешел к уговорам:

— Мой отец вступил с вами в союз, основанный на взаимном доверии. Он сделал это не для того, чтобы вы занимались в его владениях грабежом.

— О, оставь свое напыщенное занудство, — небрежно взмахнул рукой Лис. Гораздо более сильный удар по самолюбию Эранаста, чем обращение «молодой человек». — Я уже сказал тебе, что не собираюсь морить армию голодом. Однако если бы я действительно грабил, то нахватал бы кучу добра. А я просто кормлю себя и своих людей. Не желаешь ли, кстати, отведать жареного барашка?

— Как щедро с вашей стороны угощать меня тем, что и так принадлежит моему отцу, — заметил Эранаст кисло.

Дагреф, при всем своем малолетстве, наверняка сумел бы вложить в эти слова гораздо больше сарказма. Но попытка все же наличествовала.

И Джерин не остался в долгу.

— Рад, что ты так считаешь.

Сын Араджиса бросил на него очередной сердитый взгляд.

— А где, кстати, твой отец? — спросил Джерин.

— К западу отсюда, — отвечал Эранаст. — Южане по-прежнему сильно на него давят. Некоторые даже вклинились между ним и вами. Мне пришлось пробираться тайком мимо них, чтобы доставить вам сообщение, которое вы, в результате, никак не восприняли.

— Это глупое сообщение, можешь так ему и передать. Твой отец бы только выиграл, если бы ему почаще говорили о его промахах, — сказал Джерин. — Он уже не надеется вновь воссоединиться со мной?

— Нет, поскольку его сильно треплют, — ответил Эранаст. — Он, правда, надеется, что, возможно, вы пробьетесь к нему, предполагая, что вам в борьбе с империей пора бы пустить в ход свой магический дар.

— Сделаю, что смогу, — произнес Джерин со вздохом. Араджис все еще верит в его всесилие, хотя никакого всесилия нет. Он поднял вверх указательный палец. — А южанам твой отец тоже запретил разорять свои владения?

Эранаст помотал головой:

— Нет, поскольку счел, что это мало к чему приведет. Вы же, однако, не являетесь его врагом, если, конечно, вдруг не решите таковым сделаться.

— Или если он не вынудит меня сделаться таковым, требуя от меня невозможного, — парировал Джерин. — Человек, требующий слишком многого от своих друзей, в один прекрасный момент обнаруживает, что их стало гораздо меньше, чем он думал.

— Я передам ваши слова отцу, чтобы он сам рассудил, как к ним относиться, — решительно заявил Эранаст.