— Надо… Жизнь продолжается…

— Так говорят, когда что-то заканчивается. А насколько я знаю, с твоим отцом все в порядке.

— С ним все в порядке, — ухмыльнувшись, кивнул Адам. — А для одной сучки все закончилось… Три года общего режима.

— Это ты про ту девушку?..

— Да, про ту шлюху… Представляешь, Лешку совратила. Он теперь без баб жить не может, — гоготнул он так, что Вероника вздрогнула.

— Но ведь она ни в чем не виновна?

— Плевать… Как говорил товарищ Сталин, был бы человек, а статья найдется… А ты что, боишься? — пьяно ощерился он.

— Чего мне бояться?

— Ну, мы с тобой сейчас зажжем, а тебя потом возьмут за изнасилование… Мне, между прочим, еще нет двадцати одного года. Я еще не совсем совершеннолетний…

— А кто тебе сказал, что мы с тобой зажжем? — оторопело повела она бровью.

— Ну а зачем я к тебе пришел?

— Не знаю.

— Да не бойся, никто тебя привлекать не собирается…

— Я и не боюсь. Потому что не будет ничего… Не хочу я с тобой, парень.

— Женька тоже не хотела. И где она сейчас? — недобро посмотрел на нее Адам. — Сама подумай, кто ты, а кто я! Таких, как ты, полным-полным, а я у отца один. Если я скажу, что ты меня совратила, он меня простит, а тебя сожрет и не поморщится… Ему Женька понравилась. Я тебе больше скажу, он хотел ее на тебя променять. И где она? Я сказал, и ее не стало. И тебя не станет…

— Ты страшный человек, — в замешательстве смотрела на него Вероника.

— Нет, я добрый и милый. Для тех, кто любит меня… Вот ты не любишь меня, не хочешь оказать мне первую помощь. А ведь я умираю, от недостатка твоей любви, между прочим. Вот умру, будешь отвечать за неоказание помощи. Есть такая статья в Уголовном кодексе… Ну, чего стоишь? Снимай халат. Я уже давно хочу твои булочки на зуб попробовать… Ну!

— Ты правда страшный человек…

— Давай, давай! От тебя не убудет!

— Не убудет, — кивнула Вероника.

И привычным движением руки развязала узелок на халате. Плавно повела плечом, тазом, и одежда, как будто сама по себе, с легким шорохом легла к ее ногам.

— И меня раздень, — потребовал он.

Вероника подчинилась. И одежду с него сняла, и в постель уложила… Любовью она занималась без вдохновения, но все же показала класс. Адам смачно хлопнул ее по ягодице, когда все кончилось.

— Умница…

Немного полежав, он встал, достал из куртки карманную радиостанцию, связался с Лехой и Генкой, которые ждали его в машине. Им тоже нравилась Вероника, а он не мог отказать своим друзьям в удовольствии.

— Давайте сюда!

— Ты что задумал? — забеспокоилась девушка.

— Это не я, это Лешка, — осклабился Адам. — Он грозится отцу все рассказать.

— Что рассказать?

— Ну, что мы с тобой… Надо ему рот заткнуть.

— Как?

— А переспать с ним… Не будет же он на самого себя стучать…

— Но я не хочу с ним.

— Так ты и со мной не хотела. А легла. Потому что умная девочка… Пойми, мне-то ничего не будет, если отец узнает. А тебя в бетон могут закатать. Или ты не знаешь, что у него связи в криминальных кругах…

— Знаю, — побледнела Вероника.

— Тогда расслабься и получай удовольствие. Поверь, все будет о’кей!

Первым с ней в спальне закрылся Леха, затем был Гена. Потом друзья пили водку, после чего последовало предложение попробовать с ней втроем. Но Адам решил, что это будет слишком. В конце концов, он приличный человек и у него есть совесть…

— Лицом к стене!..

Приговор именем Российской Федерации. Пять лет лишения свободы за организацию покушения на убийство. Правосудие сошло с ума, но приговор кассационной жалобой не вырубить…

Никита уже знал, что случилось с Женей. Ее осудили на три года еще в октябре, Верховный суд оставил приговор без изменения. В конце декабря, под самый Новый год, она ушла по этапу, а сегодня, двадцатого января девяносто четвертого года, он сам был осужден на пять лет строгого режима. Кассационную жалобу он, конечно, подаст, но вряд ли его оправдают. Слишком круто взялся за него и Женю отупевший от злобы Адам. Казалось бы, поиграл в вершителя судеб, и хватит. Так нет, он довел дело до конца. Продемонстрировал свою силу… И ведь не хочет понять гад, что рано или поздно Никита выйдет на свободу. А он обязательно там окажется, потому что тюрьма — это вовсе не конец света.

— Пошел!

Это была третья камера в жизни Никиты. Первая — в изоляторе временного содержания; детский сад по сравнению с той «хатой», в которую он попал в СИЗО. Общая камера следственного изолятора была забита до отказа. Он попал туда в самую жару, так что для полного счастья тогда ему не хватало только дубового веника. К тому времени он кое-что уже знал о тюремных понятиях, поэтому не опростоволосился, оказавшись перед лицом смотрящего. Приняли его нормально, даже «прописку» не стали устраивать. И вел он там себя правильно, в точности соблюдая подчас идиотские, но в принципе справедливые правила тюремной жизни. Он не пытался изображать из себя большого умника, но все же кличка Студент приклеилась к нему намертво. В обиду себя не давал, на рожон не лез. В общем, на жизнь жаловался, а на людей — нет…