Шрифт:
– Дальше? – Отец, казалось, был чуточку рассеян или, наоборот, чересчур погружен в свои мысли. – А дальше все было еще интереснее и, наверно, будет.
– Пап, да ты чего, а?! Ты чего меня подвесил-то, как Пьеро на гвоздик?! На самом интересном месте – р-раз! – и во те нате! Ничего себе у нас предок был! Нет, я, конечно, раньше слышал, что он из этих, как их правильно назвать-то?… Из чекистов?
Отец насмешливо взглянул на Игоря:
– Эк ты каламбуришь! Чекистов при Екатерине Второй как-то не водилось еще – это сравнительно молодой вид двуногого хищника. А пра-пра-пра наш, тот скорее по сыскной части. Политический сыск – самая востребованная в мире профессия. Никогда не умрет… Значит, тебе стало интересно?
– Да еще бы! Столько событий, монах этот со своими предсказаниями… А что, действительно был такой? Я что-то о нем никогда не слышал.
– И не услышишь. Во всяком случае, ничего серьезного ты точно не узнаешь. Для истории эта личность потеряна навсегда. Кое-кто постарался, чтобы два процента правды развели в цистерне с кислотой, так чтобы синтезировать их обратно не смог даже Менделеев.
– А ты? Ты смог?
Отец ничего не ответил. Вместо этого жестом попросил у Игоря сигарету, молча выкурил ее, встал со скамьи и аккуратно бросил окурок в урну. Вернулся, закинул ногу на ногу и только тогда сказал:
– А мне и пробовать не надо. Остальные-то девяносто восемь процентов правды у меня. – Он весело хлопнул Игоря по коленке. – Сынище, да не морщи ты лоб! Все узнаешь в свое время! Это сейчас не главное.
– А что тогда?
– Рассказал я тебе все это для того, чтобы ты знал, с чего все началось. А чтобы дальше не морочить тебе голову, я предлагаю, если ты, конечно, еще не устал, обсудить твое завтрашнее появление на приеме в американском посольстве здесь, в Риме.
– А… – Игорь изумленно вытаращился на отца. – Я что? Я должен завтра появиться на приеме в посольстве?
– А почему нет? Ты что, рожей не вышел? Или у тебя нет белого смокинга?
– Насчет рожи не мне судить, а вот смокинга, тем более такого, у меня точно нет. Да и зачем он мне? Я что, должен сыграть партнера Марики Рокк?
– Ха-ха-ха, нет, воистину с чувством юмора у тебя все в порядке, тут дело должно пойти. Ну, во-первых, я не понимаю твоего скепсиса по поводу белого смокинга. Смею напомнить, что мы в Италии, а с этим здесь все в порядке. Смокинги всех цветов, хоть с неоновым отливом, болтаются на вешалках везде, где только можно. Так что с ними проблем не возникнет, поедем в Рим и заскочим в магазинчик один, у меня там хозяин в больших друзьях числится. А что касается гитлеровской примадонны Марики Рокк, то здесь ты в «молоко» не попал, скорее в «восьмерку». Придется тебе вырядиться для того, чтобы привлечь к себе внимание одной барышни. Ее, правда, зовут по-другому, и она бы Гитлеру точно не понравилась: цвет кожи не тот.
– Вот это да! Господин отец, вы на что это меня подбиваете? Она… Кто там в Америке-то? Хотя там кого только нет. Она черная?
– Нет, сынок… – Лемешев-старший прикрыл глаза и с шумом втянул в себя свежий морской воздух. – …она просто красивая. Очень. Африканской крови там прилично, но отец, видимо, был чистым беляком с крепкими генами. Не удивлюсь, если он австралиец или новозеландец. Только на другом конце света остались еще те, чья кровь может столь очевидно победить негритянскую. А вообще – это лишь наши догадки, не более того. Мы очень мало о ней знаем, вот в чем дело, а вот она знает о нас, я имею в виду Россию, в целом гораздо больше. И заметь, пользуется этим. В некотором роде, как говорил Гоголь, это ее капитал.
– А что о ней хотя бы известно?
– Ну… Разведчица, офицер ЦРУ, сирота. Бывает в России очень часто, но при этом въезжает только по туристическим визам. Мотивировка такая, что она художница и приезжает делать зарисовки старой Москвы. Однажды, когда ее «вели» люди Петра, они наблюдали такую картину: эта наша красотка-художница расположилась со своим мольбертом на площади трех вокзалов аккурат возле Ленинградского. Местечко то еще, как ты понимаешь: криминальное – нет слов. Ну, к ней и подвалили двое каких-то спортсменов, мол, плати за место, вернисажница. Она им по-английски – не понимаю. Те ее сразу за шиворот и потащили было в машину, только вдруг отпустили и друг дружке в морды вцепились, да так, что со смертельным исходом. Сперва один другого ножом прямо в шею, а тот пистолет достал и, как говорится, «из последних сил».
– А она чего?
– А ничего. Отряхнулась, художества свои сложила и тихой сапой в метро. Только ее и видели. Но тут дело в другом. Она каждый свой приезд встречается с таким, как бы тебе сказать… странноватым народцем. Причем народец-то весь по большей части – это политики, чинуши большие, телеведущие… Словом, все влиятельные люди. Но при том помимо их официальной, так сказать, деятельности есть у них второе дно. Такие, понимаешь, люди-чемоданы. Снаружи вроде все благопристойно, а откроешь да глянешь повнимательней, там такое… Словом, занимаются они все чертовщиной.
– Ерунда какая-то. Что за детский сад? – произнес Игорь скептически и поморщился. – Сейчас самое время припомнить какой-нибудь заговор сионских мудрецов и признаться, что ты член общества «Память». Пап? Ну, ты чего, в самом деле? Какая может быть чертовщина в конце двадцатого века?
– Странно…
– Что? Что странно?!
– Странно, что ты совсем недавно так внимательно слушал о Павле Первом, который позировал в облачении масонского гроссмейстера, а теперь с таким жаром отвергаешь следствие этого.