Генерал Петя прервал чтение и поверх очков вопросительно взглянул на Германа:

– И чего? Я-то тут при чем?

– А вы до конца прочтите.

– «И восстанет в изгнании из дома императора Павла Петровича князь великий, стоящий за сынов народа своего. Сей будет избранник Божий, и на челе его благословение. Он будет един и всем понятен, его учует само сердце Русское. Облик его будет державен и светел, и никто уже не скажет: „Царь здесь или там“, но токмо: „Это он“. Воля народная покорится милости Божьей, и он сам подтвердит свое призвание. Имя его троекратно суждено Истории российской. Два тезоименитых уже были на Престоле, но не царском. Он же воссядет на царский как третий. В нем спасение и счастье державы Российской. Пути бы иные сызнова были на русское горе».

На этом тетрадь заканчивалась. Генерал Петя повертел ее и так и сяк, зачем-то даже понюхал и отложил в сторону:

– Какая-то абракадабра. Знаешь, мы ведь искали эту тетрадь очень долго. Думали, что имя преемника написано четко и не придется ломать голову. А это же шифр! Придется отдавать историкам, хотя я представляю, что тогда начнется. Каждый из яйцеголовых будет настаивать на собственной гипотезе, затем все попадет в прессу, и окажется, что это очередной миф. Но ведь это не миф! Это правда! – Сеченов вскочил с места и принялся стремительно мерить шагами кабинет. – Мы не меняем Конституцию, мы должны найти кого-то, кто станет следующим, и притом карманным и послушным, а тут лезет этот… Постой-ка, что там насчет сатанинского ига-то? Ну да! Как раз все и сходится! Сушко – он кто, масон? А все эти христопродавцы-баблодержатели кто, тоже масоны? А масоны – это кто такие? Вот тебе и ответ. А что толку об этом писать вон, – он кивнул на тетрадь, – если везде сплошь и рядом политическая корректность, все заносят и все счастливы! Знаешь что, Гера, по-моему, лучше будет сжечь эту тетрадь и никому о ней не говорить. Жили как-то без нее, так, значит, и дальше проживем. Тем более – видишь? – сказано, что народ сам узнает своего царя. Так чего ради нам голову ломать? Точно! Так и нужно сделать.

– Можно, я все же скажу то, что он просил передать, – Герман замялся, – я уж теперь и не знаю, как мне его называть. Так вот, здесь напрямую сказано о вас. Следующий царь – это вы, Петр.

Генерала охватила теперь уже настоящая истерика. Он хохотал, держась за живот, и на лацкане его пиджака в такт смеху подпрыгивала медаль «Почетный чекист», которую Сеченов иногда надевал под настроение. Однако Гера не стал ждать и, повысив голос, продолжил:

– Это имя больше не использовалось со времени пророчества Авеля. А речь в нем ведется не о царях как таковых, а об императорах! Тогда нужно исключить Павла – он был единственным, Александра – их было трое, Николая – этих было двое, но Николай Второй стал императором много после смерти Авеля, Владимир – один, и тот не император, а князь Красное Солнышко…

– Стоп! – Сеченов ударил ладонью по столу. Было видно, что слова Геры крайне заинтриговали его. – А как же Ленин – лысое солнышко?! Ведь тогда получается, что наш Володя и есть третий, гадать нечего!

Гера, и сам на взводе, покрутил пальцем у виска:

– Да вы чем слушаете-то! Сказано ведь, «два уже были на престоле»! Авель когда помер? А Ленин когда?

– А-а-а, – разочарованно протянул Сеченов, – ну да вообще-то. А так бы справедливо было, мне кажется. Володю народ любит. Ну, валяй, продолжай, Радзинский ты наш.

– Иосиф – пусть и Красный Император, но тоже после Авеля и один. Даже если всех генсеков приравнять к императорам, то Никита – ничтожество кукурузное, один, Леонид, Юрий, Константин, который Черненко, тех по одному, Михаил Меченый и Борис покойный – тоже все в одинаре. Но даже если черт с ними, с императорами, пусть сюда еще и великих князей включить, тогда минусуем Ивана, Федора и Алексея. Авель пишет, что это имя уже дважды использовалось, а если брать великих князей, то их было хоть пруд пруди, только запутаемся вспоминать каждого. С ходу лишь два имени приходят – это Василий и Всеволод, их тоже было по трое. Но я не думаю, что Авель очень уж хорошо знал русскую историю, он сам часть истории! И кто же у нас остается? – Гера сделал эффектную паузу и торжествующе поглядел на генерала. – Только Петр!

– Ты умишком, что ли, тронулся? Петров-то как раз было трое, и все жили до Авеля – это я могу тебе доказать как дважды два! – генерал возмущенно засопел. – Это что же получается? Незнание элементарных исторических фактов чиновником класса «А»? Это форменный беспредел, Гера.

– Кто? Я не знаю исторических фактов?! Да это вы ничего не знаете! Вы не знаете, что Петр Третий, самодур и алкоголик, по счастью, графом Орловым по голове своей птичьей вдаренный и оттого скончавшийся, императором не был!

– Да ты что такое несешь-то?!

– Он процарствовал всего сто восемьдесят шесть дней и все это время лишь исполнял императорские обязанности. Его так и не успели короновать при жизни! Это сделал его сын, Павел, и получается, что он короновал своего отца посмертно, а это, извините, две большие разницы!

– Или четыре маленькие, как говорят в Одессе, – задумчиво произнес генерал. – Ты уверен в том, что говоришь?

– Абсолютно. Я же знаком с историческими фактами, – съерничал Гера…

… – Отпустил бы ты меня, Платон Никитич, – Авель моляще сложил худые руки, – воли алчу. На что я тебе более сдался? Все написано, как ты и наказывал.

– Отпущу, – Платон Лемешев подвинул монаху стаканчик с гусиными перьями и чернильницу, – коли еще малость поправишь, отпущу.

– Что ж еще поправлять-то?

– Рви лист из правдивой тетради. Вот так. В печку его.

– Почто ж в печку?

– Негоже напрямую такое писать. Первые два раза при них что на Руси случалось? Смута великая. Хочешь, чтобы и на третий раз такое? Нет уж. Записывай с моих слов, как я скажу. Готов, что ли?