Шрифт:
Гера сотворил на лице искреннюю гримасу разочарования:
– Я сам себе напоминаю генерала из сказки про Емелю. Так и хочется пожаловаться, мол, «поезжай, Емелюшка, со мной к царю, а не поедешь, царь с меня голову снимет». Генерал меня по голове уж точно не погладит.
– Но ведь ты поклялся, что уничтожишь Сеченова? Или тебе напомнить?! – Мистер Ты угрожающе вскинул руки, и Герман в ужасе закрыл глаза.
– Нет! Нет! Не надо! Я все сделаю, только я не знаю как, – тихо закончил он.
– Вот так мне больше нравится. – Мистер Ты протянул Гере через стол какой-то плоский сверток: – Бери, не бойся.
– Что это?
– То, что он жаждет получить больше всего на свете, не предполагая, что это его приговор.
– Не понимаю.
– А ты разверни…
Гера развернул бумагу и увидел переплетенную в потрескавшийся коленкор тетрадку. Открыл ее, увидел какие-то полувыцветшие каракули и вопросительно взглянул на Мистера Ты.
– Учитывая ваши наклонности, я рискну задать вопрос. Это какая-то колдовская книга?
– Я похож на ярмарочного скомороха-дешевку?
Гера смутился:
– Нет, что вы! Просто я совсем ничего не понимаю в вашей кухне.
Мистер Ты выдохнул так, словно хотел выжать из легких весь воздух:
– Придется прочесть тебе инструкцию по применению этой тетради. Слушай внимательно и не перебивай, иначе мы до утра не управимся, а у меня другие планы. Как лучше начать-то? Значит, так, жил был один монах…
…Гера завел «уазик» и включил первую передачу. Медленно тронулся. В зеркале он видел Мистера Ты, который застыл возле своего дома-оборотня, сложив руки на груди. Его подбородок уперся в шейный платок, и казалось, Мистер Ты совсем не смотрел на пыльный удаляющийся автомобиль. Лицо его было мрачным. Вдруг послышался натужный шум мотора, который обычно происходит при включенной задней передаче. По мере того как шум приближался, лицо Мистера Ты светлело и на нем появилась прежняя беззаботная улыбка.
Гера заглушил мотор и опустил стекло:
– Простите, я забыл… Я хотел спросить у вас, может быть, вы знаете, что это? Мне его дала одна девушка.
Он достал из-за пазухи тот самый круглый, похожий на бублик, предмет, при виде которого Мистер Ты удивленно вскинул брови:
– Та самая девушка?
– Ну да, медсестра из больницы. Вы еще сказали, что я постоянно думаю о ней, а я о ней думаю действительно часто.
– Поэтому и думаешь. Хотя это все чушь собачья, – Мистер Ты махнул рукой. – Хочешь, я тебя удивлю?
И, не дожидаясь ответа, он снял свой фиолетовый шейный платок, расстегнул на рубашке еще две пуговицы, и Гера увидел, что на шее Мистера Ты висит точно такой же кругляш. Даже цвет шнурка был тем же.
– Она сказала, что эта штука притягивает меня к ней, не дает забыть. Вроде амулета, но никакой магии тут нет, просто память. – Мистер Ты дотронулся до кругляша. – Вот так он и работает. А ты не хочешь повесить свой на шею?
– Нет, – не задумываясь, ответил Гера, – у меня и так довольно много чего висит на шее.
– Это уйдет. А вот это, – Мистер Ты ткнул пальцем в свой амулет, – это останется, пока жива душа, а значит, навсегда. Надень.
Гера послушно надел амулет и спрятал его под свитер:
– Когда-то я крест носил, только однажды забыл его в таком месте, что стало стыдно, и я не стал покупать новый.
– Тебе, может, эта штука поважнее креста будет. Прощай.
– Прощайте.
…Мистер Ты убедился, что «уазик» исчез за поворотом, и пробормотал себе под нос:
– Пора и мне, пожалуй.
И он, не оглядываясь назад, зашагал к мертвой деревне. Подойдя к первому из заколоченных домов, он вытянул перед собой руки и сказал:
– Мертвые люди Чен Юна, внемлите мне. Я прощаюсь с вами и заклинаю вас именем нашего отца…
В воздухе послышался зудящий звук, и земля под ногами Мистера Ты задрожала.
Искушение
Москва встретила Германа утренним холодком, началом разгара весны и смогом. Он доехал до Савеловского вокзала, поставил «уазик» на то самое место, где он стоял четыре дня назад, и только тогда сделал первый звонок генералу Пете:
– Я вернулся.
– Ба! Какие люди! Вылезайте из своего гробовоза, там ребята дежурят, они вас довезут.
– Во-первых, это не гробовоз, мне «уазик» жизнь спас, я бы его себе забрал, на дачу, а во-вторых, я один.
– Чего, – проорал в трубку Сеченов, – я не расслышал?!
– Я говорю, один я, – устало повторил Герман. – Он не поехал.
– То есть как?!
– Как, как… Сказал, что ему в Москве делать больше нечего или что-то в этом роде. Да я не впустую съездил, вы не переживайте. Он кое-что передал специально для вас. Вы на работе?