И твой дружок Тео тоже, — вмешался Мишель.

Ну, ты… — прошипел Пибрай; видно было, как ему хочется заставить Мишеля молчать. — Если Режи так говорит, значит, он врет!

Пибрай, ты же сам мне говорил, — растерянно пробормотал Режи. — Я ничего не сочиняю. Помнишь, ты даже предлагал мне часть динамита?

Неправда, врет он! Ей-богу, врет! — отозвался Пибрай.

Слушай меня внимательно, Пибрай! Это очень серьезно, — продолжал Гюсту. — С этой ди- t версией много неясного. Режи считает, что ты способен на такое… даже способен взорвать плотину… Хотя я лично скорей поверил бы, что это он подбросил тебе такую мыслишку. Верно?

Пибрай огляделся; его окружали непроницаемые, враждебные лица, на которых была написана убежденность в его вине. Такое же выражение было и на лице брата. Он выругался себе под нос… Но тут слово взял мэр:

— Ну, Пибрай, докажи свое благородство! Ты молод, и кто-то, должно быть, тебя подучил…

Пибрай походил на загнанного в угол зверя: вот-вот он прыгнет на тех, кто его окружает… Наконец, бросив на своих обвинителей отчаянный взгляд, он решился.

— Это не я! — взвыл он. — Это Антонен!

Услышав это имя, присутствующие недоуменно переглянулись. В комнате повисла тишина. Наконец мэр, осознав ответственность, вытекающую из его положения, первым нарушил молчание. Сурово сверля Пибрая взглядом, он заявил:

— Ничего получше ты не мог придумать? Как у тебя язык повернулся? Оклеветать достойного человека, который тебе в деды годится!..

— Да уж, Пибрай, это на тебя похоже, — поддержал его Гюсту. — Вместо того, чтобы честно и откровенно все рассказать, повиниться, ты изобретаешь новую ложь! Не очень-то красиво с твоей стороны, мальчик мой!..

Бледное лицо Пибрая приобрело кирпично-красный оттенок. Он сделал какой-то жест, который мог означать как угрозу, так и крайнее отчаяние. Но на мэра его телодвижение не произвело большого эффекта.

Надеюсь, ты понимаешь, какое серьезное признание ты сделал — в присутствии свидетелей. Отвечай, несчастный!

Давай говори! И если ты солгал… — проворчал Гюсту, не уточняя, впрочем, свою угрозу.

Пибрай еще раз огляделся — и прочел в глазах окружающих непреклонную решимость. И тогда лихорадочно заговорил, словно спеша сбросить тяжесть, которая тяготила ему душу.

В пору своей работы на стройке ему довелось слышать от приятелей, что рыбу можно глушить динамитом. Как-то он разговорился на эту тему с Антоненом, поскольку, как и все, знал, что старик — браконьер с большим стажем. Антонен и с ним поделился воспоминаниями о том, как во время войны глушил рыбу гранатами. И тогда в мальчишеской голове Пибрая созрел план. Он стал таскать со стройки куски динамита, подкладывая вместо них в ящики деревянные чурбаки похожей формы и размера.

Динамит он отдал Антонену, который обещал научить его «рыбачить» по-настоящему.

— Только он тянул и тянул! То луна не такая, то еще что-нибудь, — объяснял Пибрай. — А тут бац — взрыв! Я сразу смекнул, что тут что-то не так. На следующий день прихожу к Антонену… Понятное дело, я опасался, что если его заметут, он и меня заложит. А старик одно твердит: дескать, динамит израсходовал на рыбалку, а меня не позвал потому, что сначала хотел попрактиковаться. Рыбы, говорит, наловил столько, что девать некуда…

Пибрай, не слишком веря его словам, потихоньку навел справки у других браконьеров. Но никто не видел Антонена на реке с тех самых пор, как его переселили в домик, выстроенный Департаментом электрохозяйства.

Вот тогда я жутко перепугался. Бросился к Режи… Он меня успокоил и пообещал все уладить… А когда арестовали Саразини, я поначалу подумал, что это и вправду он взрыв устроил. И что Антонен меня попросту надул: припрятал динамит, чтобы потом рыбачить в одиночку, не делясь уловом. Теперь-то я вижу, что это не так!.. Не очень-то красиво с твоей стороны, Режи, все валить на меня! Я тебе еще это припомню!..

Бедняга Антонен, — пробормотал Гюсту. — Так и не сумел утешиться, потеряв свободу и свою прекрасную долину. Не хотел бы я оказаться одним из судей, которые вынесут ему приговор… Разумеется, он виноват… Но старые бобыли, вроде него, сродни дичкам, вырастающим без воды и без земли где-нибудь в расселине между скалами, — такие не выживут на удобренной почве. По-моему, он просто повредился в уме… Ты как думаешь, мэр?

Ты, Гюсту, хорошо сказал, от сердца! Я согласен с тобой. И с превеликим удовольствием не делал бы того, что мне предстоит сейчас сделать: звонить в полицию и извещать жандармов… А тебе, Пибрай, пусть это послужит уроком! Антонен совершил преступление, это верно, но не вложи ты динамит ему в руки, возможно, ничего бы не произошло. И все это — ради нескольких рыбешек и горстки монет! Ты очень виноват, мой мальчик!

В твои годы оказаться на скамье подсудимых — весьма дурное начало…

Пибрай, отбросив стыд, рыдал в три ручья. Мишелю и Мартине стало невероятно жалко его.