Меньше всего мне хотелось листать еще более пыльные старые бюллетени, но женщина оказала мне любезность, поэтому я взяла адрес, который она мне написала, и поблагодарила ее.

Вернувшись в машину, я решила, что отправлюсь домой, но передумала, опустив глаза на клочок бумаги, который мне сунула библиотекарь. Санаторий для престарелых всего в пяти километрах отсюда. Но даже не это прельстило меня. Я вспомнила слова Виолетты.

«Люди, которые там были, не любят об этом говорить. Даже Руби, а она моя лучшая подруга».

Девушка по имени Руби была в церкви в ночь пожара. Руби, чьи данные записаны у меня на бумажке, живет в доме престарелых, поэтому вполне может оказаться подругой Виолетты. Арчи, Сол и Гарри Уитчеры сразу после пожара покинули поселок. Четверо молодых мужчин умерли той ночью. Я решила нанести Руби визит.

В доме престарелых «Буковый лес» воняло мочой, синтетической лавандой и, непонятно почему, опилками. Здание было построено примерно в 1970 году специально для того, чтобы разместить там стариков. Перешагнув его порог около половины пятого вечера, я тут же поняла: уж лучше горло себе перерезать, чем закончить свои дни в подобном месте.

Когда я прошла вглубь коридора, запах лаванды сменился более интенсивным запахом дезинфекции. Но по углам и по краям плинтусов виднелась пыль, а вокруг каждого выключателя — тонкая полоска въевшейся грязи.

Мы миновали комнату отдыха. По периметру сидели на неудобных с виду стульях несколько женщин и один старик. Никто не разговаривал, никто не читал, никто не смотрел телевизор, не слушал радио. У двух-трех престарелых людей были вообще закрыты глаза, остальные просто уставились в пространство перед собой. Интересно, что они видели? Если видели вообще. У меня возникло ощущение, что их жизнь угасает, несмотря на то что они сидят здесь, их сердца бьются, а легкие поглощают кислород.

— Через двадцать минут подадут чай, — сказала женщина в форменной одежде медсестры. Она встретила меня в приемной. — Мы предпочли бы, чтобы все посетители уже ушли к этому моменту. К чаепитию все должны успокоиться.

Она остановилась перед окрашенной в бледно-желтый цвет дверью. Облезшая краска внизу двери и въевшаяся грязь вокруг дверной ручки лишь подтвердили сложившееся у меня мнение о санитарных нормах в «Буковом лесу». Медсестра толкнула дверь.

— Руби, к тебе посетитель! — выкрикнула она, жестом приглашая меня войти.

Мне стало жаль Руби, которую не предупредили о моем визите. А может быть, она спала? Ее даже не спросили, хочет ли она меня видеть.

Если бы Руби предоставили выбор — я это поняла сразу, как только вошла, — она бы наверняка отказалась от подобного удовольствия.

Потому что при моем появлении глаза Руби округлились, как у дикого животного, которого настиг свет фар, когда оно ночью перебегало проселочную дорогу. Потом она метнула взгляд налево, на разобранную постель, направо, на идущие вдоль стены книжные полки, вниз, на коричневый с цветочным орнаментом ковер, и снова на мое лицо. Она содрогнулась — казалось, ее старое тщедушное тельце забилось в конвульсиях — и вжалась в кресло. Ее короткие худые пальцы вцепились в деревянные подлокотники, а когда она опять подняла на меня глаза, на ее лице явно было написано отвращение.

Мне случалось и раньше видеть такую реакцию, Руби.

Она сидела перед двустворчатым, доходящим до пола окном, вид из которого на маленький садик трудно было назвать живописным — поросшая сорняками лужайка, несколько чахлых кустиков… Правда, вдали виднелось море. На горизонте белели паруса яхты, медленно плывущей с востока на запад.

Я огляделась, увидела маленькую расшитую скамеечку для ног и притянула ее поближе — но не слишком — к креслу Руби. Когда левую сторону моего лица скрыли волосы, я, полуобернувшись и сев на скамеечку так, чтобы она видела меня в профиль, представилась, сказала, что живу в поселке, где раньше жила сама Руби. Я сообщила, что знакома с ее старинной приятельницей Виолеттой и что мне хотелось бы просмотреть церковный бюллетень.

Она ничего не сказала в ответ, но я увидела, что она поняла, о чем я ее просила, — ее взгляд метнулся к книжным полкам за моей спиной. Я уже заметила на одной из полок несколько аккуратно поставленных друг на дружку картонных ящиков, к каждому из которых была прикреплена бирка с датой.

— Мисс Моттрам, я пытаюсь побольше узнать об одной семье, которая жила в поселке. Об Уитчерах. Вы не против, если я взгляну на старые бюллетени?

С тех пор как я вошла в палату, взгляд Руби не задерживался дольше секунды на одном предмете. Теперь ее взгляд метался вокруг маленького кофейного столика справа от нее. Она протянула руку и схватила пульт от телевизора, нажала на кнопку. В углу комнаты ожил телеэкран.

— Руби?

Вместо ответа она нажала еще на одну кнопку, звук стал громче. Она просто делала вид, что меня здесь нет.

Я приказала себе не обращать на это внимания — женщина пожилая, вероятно, давно с людьми не общается, возможно, страдает одним из старческих заболеваний. Я подошла к полке. Если она велит мне остановиться и уйти, я так и сделаю, но пока…

Пробежала глазами по биркам. В шести коробках хранились выпуски с 1950 по 1960 год. Я повернулась к Руби.

— Руби, вы не возражаете… — Я кивнула на коробки.