Я опять кивнула.

— Поэтому мне бы очень не хотелось, чтобы вы говорили ей о том, что видели нас вместе.

— Конечно, я не буду говорить, — горячо заверила я его. — Зачем её тревожить? Она может не так понять.

— Вот именно.

Я решила, что мы достаточно поговорили об этом деле, и перевела разговор на другое.

— Вчера я наконец-то познакомилась с Мартином, — сказала я жизнерадостно.

Ларс насторожился, и я понимала его. Он ведь не знал, известно ли мне об истинных отношениях супругов и не подведёт ли он Иру, открыв мне глаза.

— С ним был Дружинин, переводчик, — как ни в чём не бывало продолжала я. — Мне и подумалось, не собираетесь ли вы перевести свои книги на русский. Вы единственный писатель среди моих знакомых, а книги ваши мне никак не удаётся прочитать. Обидно всё-таки.

Я сразу пожалела о своих словах, увидев, что Ларсу неприятен разговор о его книгах. Душа у писателя особо ранимая, потому что жизнь свою он посвящает единственной цели — создать неповторимое произведение, а то, что им уже написано, представляется честолюбивому автору мелким и незначительным. Кроме того, Нонна говорила, что последние его книги были неудачны.

Ларс пересилил себя.

— Первый же перевод своей книги я вышлю вам, — учтиво сказал он. — А теперь, извините, я должен идти.

Я проводила его до дверей и вернулась в дом. Гулять мне расхотелось, и стало очень грустно от собственной бестактности. К тому же, Ларс даже не спросил у меня, продолжаю ли я творить или бросила. Наверное, и в самом деле, только мне мои повести кажутся интересными, а для Ларса они показались такой детской чепухой, что он не нашёл возможным унижать меня расспросами.

Между тем, небольшой сюжет, который начал зарождаться в моей голове ночью, сам по себе, без малейших усилий с моей стороны, всё разрастался и настойчиво просился на бумагу. Устав призывать на помощь здравый смысл и утешившись сознанием, что моя писанина никому не приносит вреда, я целиком отдалась фантазии и весь оставшийся день набрасывала первоначальный план повествования.

Несколько часов я жила в мире, непохожем на действительность, и, признаться, была счастлива, но счастье моё исчезло, когда зазвонил телефон и я подняла трубку.

Я рассчитывала сообщить, что Иры нет дома и поскорее вернуться к работе, пока вдохновение не иссякло, но это звонила сама Ира, которая предупреждала меня, что ночевать не вернётся, а завтра дня на два уедет. Не успела я положить трубку, как несносный аппарат вновь затрещал, причём звук этот показался мне ещё противнее, чем в первый раз.

— Да, — сказала я, постаравшись не выдавать своего раздражения и твёрдо зная, что тот, кто звонит на этот раз, не может подозревать, насколько не вовремя он звонит.

— Жанна? — раздалось в трубке.

Я понятия не имела, кто из мужчин мог мне звонить.

— Да, — подтвердила я.

— Это Мартин.

Должно быть, телефон искажал голос датчанина, так как я его не узнавала.

— Добрый вечер, Мартин, — поздоровалась я.

— Ирина дома?

Я обрадовалась, решив, что мы распрощаемся, едва он узнает об отсутствии жены, и я получу возможность вернуться к работе.

— Нет. Она только что позвонила и сказала, что не придёт ночевать.

В трубке прозвучал злобный смех.

— Что случилось? — оторопело спросила я.

— Можно к вам заехать? — поинтересовался Мартин.

Что я должна была отвечать? Это был хозяин дома, и он имел право приехать в любое время, хотя бы за чемоданом. Мне очень не хотелось встречать его одной, но ему-то об этом не скажешь. Но всякий случай, в надежде, что он поймёт мой намёк, я поинтересовалась:

— Вы один или с Леонидом Николаевичем?

— Он работает, — ответил Мартин.

Горбун работает и сопровождать своего приятеля не может, а что я тоже могу работать, никому не приходит в голову.

— Я вас жду, — сказала я, выдавливая из себя жизнерадостность.

Бывает ведь такая неудача! Никуда сегодня не ходила, ничего не видела. Могла хотя бы написать что-нибудь. Так нет! Придёт этот датчанин-русоман и будет морочить мне голову разговорами на русские темы. Вчерашнее тёплое чувство, возникшее в ответ на его приязнь ко мне, даже на миг не шевельнулось в душе.