— Я с вами согласна, Ларс. Надо за ним внимательно следить. Вы поговорите с Хансеном?

— Как только появится такая возможность. Может, сегодня же вечером.

Последним сокрушающим ударом за короткое время между окончанием разговора с Ларсом и возвращением в гостиную, был отчуждённый взгляд тёти Клары, скользнувший по моему лицу и тут же ушедший в сторону.

В комнате никаких особенных перемен не произошло. Ларс, вернувшийся раньше меня, разговаривал с Петером. Горбун рассеянно гладил собаку, а родственники Мартина постепенно стягивались к столу.

— Возвращайтесь на своё место, Жанна, — пригласил меня Дружинин. — Продолжим наш разговор.

— Зачем? — спросила я. — Сказано достаточно.

Ларс поднял голову, предупреждая меня о том, что нельзя давать горбуну понять, в чём мы его подозреваем.

Горбун встал и подошёл ко мне. Я невольно сделала шаг назад, но приходилось терпеть, что этот неприятный и страшный человек будет стоять рядом и говорить со мной, словно не знает за собой тяжкой вины. Однако он лишь взглянул мне в лицо, застывшее от стараний сохранить непринуждённость, и не стал мучить меня разговорами.

— Вас нельзя отпускать от себя ни на шаг, — только и сказал он.

Я решила промолчать, но любопытство, беда общечеловеческая, одержало верх.

— Почему? — спросила я.

— Потому что вы меняетесь странным образом. С кем вы поговорили?

— А главное, о чём? — подсказала я.

— С кем, понять нетрудно, потому что господин Якобсен только и искал случая к вам подойти. О чём он с вами говорил, я тоже могу догадаться.

Я испугалась за Ларса, так как преступник мог сообразить, что писатель ведёт против него войну, и избавиться от опасного человека.

— С Ларсом я почти не разговаривала, — поторопилась я сообщить. — В основном мы болтали с Ирой и Нонной. — О делах прошлых, вам неинтересных.

— Вы никак не научитесь лгать, — тоном соболезнования сказал горбун. — Пора бы вам усвоить, что "умный человек не тратит даром такой удобной вещи, как ложь".

Он так гладко ввёл в свою речь цитату из Марка Твена, что я даже не заподозрила о ней, тем более что меня захлестнула новая волна боли от сознания, какую жалкую роль он отвёл мне в осуществляемой им драме.

— Петер — очень симпатичный человек, вы не находите?

Иногда вопросы горбуна так сильно выбивались из русла разговора, что мне не удавалось переключаться на них сразу.

— "Да, между тунгусами был бы даже красавцем," — брякнула я, всё ещё одержимая собственными переживаниями.

Опомнилась я, лишь услышав его смех.

— Что? Ах да, очень приятный человек, мне он сразу понравился. А дочь его — чудесная девочка.

Мне показалось, что сначала он чему-то вроде бы даже обрадовался, а потом задумался, и его настроение сменилось на противоположное.

— Можно увезти вас завтра в город? — спросил он.

Наверное, против воли, на моём лице отразился страх, потому что он поторопился отказаться от своего предложения.

— Вижу, что мои призывы соблюдать осторожность, и впрямь, обернулись против меня. Надеюсь, что с такой же осмотрительностью вы отнесётесь и к другим. Что-то долго не звонит Хансен.

— Кому-кому, а Дружинину не стоило торопить события, потому что обнаружение яда должно было указать на него, как на преступника. Или он уже сам устал от своих злодеяний и был бы своему уличению и аресту? Психолог из меня был очень плохой, и в своих умозаключениях я опиралась на приписываемые горбуну чувства, а не на реальные факты, поэтому, конечно же, мысли изучаемого мною субъекта были далеки от моих догадок.

— Да, почему-то он не торопится, — согласилась я. — Может, наконец-то обнаружили отпечатки пальцев?

Горбун замер, представляя, какие перспективы это сулит, но потом покачал головой.

— Едва ли, — усомнился он. — Я убеждён, что никаких отпечатков они не найдут. Разве только ваши.

— Ну ещё бы он не был убеждён! Ясно, что он вспомнил, какие перчатки или какую тряпку он использовал, чтобы открыть крышку графина, не коснувшись её пальцами. Вспомнил и сразу успокоился, не зная того, что ночью Ира его видела и узнала.

— Вы, наверное, очень скучали без Денди? — спросила я, надеясь так повести разговор, чтобы вынудить его рассказать о вчерашней ночи и проговориться о чём-нибудь, что подтвердит показания Иры. Я в её словах, конечно, не сомневалась, но хотелось бы подловить горбуна, который уже начал совершать ошибки.

— Меня утешало сознание, что вам с ним очень весело, — ответил Дружинин.

Почему-то мне расхотелось продолжать разговор о вчерашней ночи.

Пока накрывали на стол, горбун молчал. Он не был зол или угрюм, но у меня создалось впечатление, что его терзает беспокойство. Мне тоже было очень не по себе. Мало того, что я снова и снова припоминала каждую фразу Иры, рассказавшей мне о ночном происшествии, и Ларса, предостерегавшего меня против бесед с горбуном, сгорала от стыда, возмущения, ненависти и многих других чувств, так ещё Ларс время от времени шёпотом ободрял меня и давал благожелательные советы, не ведая, что они только углубляют неутихающую боль. Он словно чувствовал, что мне очень плохо, хотя я и скрывала своё настроение, поэтому в своей любезности дошёл даже до того, что попросил у меня мою повесть, которой так домогался горбун, а для меня его предложение, рассчитанное на то, чтобы доставить мне удовольствие, было подобно ножу, вонзившемуся мне в сердце. Я, конечно, заставила себя улыбнуться и отказалась, сказав, что слишком много разговоров ведётся вокруг пустяка, о котором и говорить-то не стоит.