Шрифт:
— Если предположить, что, как всякий человек, я когда-нибудь смогу оказаться в роли жертвы, то… Что с вами?
Горбун так странно взглянул на меня, что я не удержалась от вопроса. Дружинин покачал головой и изобразил улыбку.
— "Всё рюматизм и головные боли", — пожаловался он.
Я сейчас же ухватилась за возможность немного уязвить мерзкого горбуна:
— Эти ужасные болезни вызваны тем, что вы вскопали Ире участок земли?
Дружинин укоризненно взглянул на меня.
— Кстати, откуда те слова? — неосторожно спросила я, не признав свой любимый цитатник и дав, тем самым, горбуну возможность отыграться.
— Позор! — с притворным ужасом прошептал он. — А я-то думал, что вы знаете "Горе от ума" чуть ли наизусть.
Мне вновь показалось, что он надо мной насмехается.
— Так какие же меры предосторожности надо принимать жертве, если пользоваться советами этой дамы?
Я думала, что тема исчерпана, но оказалось, что разговор ещё только начинается.
— Разные, — не слишком любезно отозвалась я.
— Жанна, мне в самом деле это интересно, — не отставал горбун. — Совершено два убийства. Если есть какой-то способ избежать опасности, не лучше ли его открыть?
Меня удивила его серьёзная реакция на мою пустую болтовню.
— Я пошутила, — сказала я. — Какие могут быть способы защититься? Только если вы точно знаете, что преступник перед вами…
Горбун слегка вздрогнул.
— … но и в этом случае предусмотреть все неожиданности нельзя. Вот если он вам подаёт тарелку с бутербродами…
— Что тогда? — глухо спросил Дружинин.
— Тогда не надо брать ближайший бутерброд, а нужно взять тот, что подальше, пренебрегая всеми правилами приличия.
— Уверен, что, когда перед вами окажется тарелка с пирожными, вы начисто позабудете про это правило, а возьмёте то, что вам больше понравится, даже если оно к вам ближе всего, — заметил горбун.
Это вновь навело меня на мысль о собаке и вероятной причине её смерти, так что я порадовалась, что кроме нас в комнате находятся ещё три взрослых человека и один ребёнок, и поэтому пока никакие неприятности мне не грозят.
— А ещё что? — спросил Дружинин.
— Нелишне будет наудачу переставить чашки на столе.
— Вряд ли это можно сделать незаметно, — усомнился горбун. — Но попробовать можно. Кстати, вот и чашки появились.
Стол был накрыт заново, Ларс принёс чашки, и Нонна разлила всем кофе, но, когда гости стали стягиваться к столу, выяснилось, что Марте нужно срочно выйти, и Петер увёл её, старушке — удалиться в комнату, куда были унесены её вещи, а Ире — переговорить с Ларсом, для чего они уединились на кухне, причём писатель бросил прощальный неуверенный взгляд на оставшихся и, в особенности, на свою жену. Мне очень не понравилось, что Нонна подчёркнуто не обратила внимания на поведение своего мужа и подруги, так подчёркнуто, что даже оставшийся в одиночестве Ханс окинул удаляющуюся парочку любопытным взглядом, а заговорившей с ним Нонне отвечал очень участливо. Я могла понять, что Ларс и Ира любят друг друга, но, даже если их любовь беспредельна, им бы следовало пожалеть Нонну.
Меня отвлёк странный взгляд горбуна, словно его что-то мучило и смущало. Что его так взволновало? Непохоже, что его гложут сомнения в добродетельности поступков Ларса и Иры. Может, у меня юбка порвана или пуговица расстегнулась? Но тогда ему лучше или вообще не смотреть на меня или, если у него больное воображение, смотреть с удовольствием.
— Что вас тревожит? — спросил горбун.
Я растерялась, потому что, во-первых, сама могла бы задать ему этот вопрос, а во-вторых, это было совершенно не его дело. Если же его совсем не волнуют поступки его знакомых и переживания Нонны, то это очень плохо о нём говорит.
— Ничего, — ответила я и подошла к столу.
Горбун последовал за мной. Я обернулась и обнаружила, что Нонна стоит ко мне вполоборота, делая вид, что слушает говорящего ей о чём-то Ханса, видного мне только со спины, а сама настороженно смотрит на дверь и прислушивается к звукам со стороны кухни.
— Вы не хотите довериться мне? — не отставал от меня Дружинин.
Хорошо, что я вовремя узнала о том, насколько этому человеку нельзя доверять. Я посмотрела в его лживые глаза, принявшие сейчас выражение доброты и участия, и кивнула.
— Я вам полностью доверяю, — сказала я. — Скрывать ничего не буду.
Вслед за тем какой-то бес заставил меня ещё раз оглянуться с самым заговорщицким видом и переставить на столе несколько чашек, причём, каких именно и куда, я не заметила. Горбун растерянно смотрел на меня, и я подозреваю, что в тот момент он гадал, чудачество ли это, проявление ли глупости или прямое помешательство. Думаю, что и мои мысли приняли бы сходное направление, окажись я на его месте.
— Заветам Агаты верны? — спросил горбун скучным голосом, и вид его при этом был каким-то пришибленным.