«Луноловы» во многом были запущенным домом, но мне нравилась его атмосфера. Мебель была старая и потрепанная, ковры во многих местах протерлись, но убранство дома было выполнено с небрежным артистизмом. Вместо комнат, забитых мебелью – много свободного пространства. Вместо вычурных безделушек повсюду – на полках, на камине, на маленьких столиках – красовались восхитительные вещи: скульптура из дерева и камня, изящная высокая ваза с сухими стеблями незнакомой мне травы, на отполированной деревянной подставке – расколотый камень, величиной с кокосовый орех, а внутри – аметист. И везде – картины. Некоторые написаны мистером или миссис Фолкон, как мне сказали, но многие – их многочисленными друзьями.

– Ничего ценного, – весело сказал мистер Фолкон, когда мы пришли в гостиную пить кофе. – Аметист не годится для огранки, но очень красив. Что касается картин, то кто знает, может быть, кто-нибудь из наших друзей окажется невиданным доселе гением лет через сто? – Когда дверь открылась, он повернулся в кресле: – А, Роберт. Заходи, выпей с нами кофе. Нашел кролика?

– Да, нашел. Жив и невредим. Разве не удивительно? Клетку завалило снегом, там было тепло, как в иглу эскимоса. – Он покачал головой: – Представить себе невозможно, как Люси с Метью там прошла вчера вечером. И сейчас с трудом пройдешь.

К Роберту Фолкону вернулась его обычная уверенность. Он спокойно пересек комнату, взял меня за руку и поцеловал в щеку.

– Уже встала, Люси? Какая ты все-таки потрясающая девушка! Как приятно видеть тебя здесь.

– Здравствуй, Роберт! Я счастлива, что нахожусь здесь. – Я боялась, что буду чувствовать себя неловко в его присутствии, потому что мы с ним не виделись, за исключением того эпизода в долине, с того самого времени, как мистер Грешем бесцеремонно запретил ему видеться со мной. Но мистер и миссис Фолкон создавали вокруг себя такую теплую атмосферу, что было просто невозможно чувствовать себя не в своей тарелке. Не успев подумать, я добавила: – Не хочу даже думать о том, что придется вернуться.

Садясь за стол, Роберт метнул взгляд в сторону отца.

– Грешем может ее заставить?

Мистер Фолкон почесал бороду.

– Будь я проклят, если знаю, мальчик мой! Если он ее законный опекун, то думаю, что может.

Я сказала:

– Он мне не опекун, – и быстро добавила: – но, пожалуйста, не думайте, что я прошу разрешения остаться. Мне не надо было этого говорить.

– А почему нет? Тебе здесь всегда рады, Люси, – он посмотрел на свою жену и ухмыльнулся. – Мы как-нибудь справимся, правда, любимая?

– Мы всегда справляемся, Гарри. – Она взглянула на меня своими чистыми искренними глазами: – Я буду счастлива, если ты останешься, дорогая.

Я сказала неохотно:

– Но мистер Грешем забрал меня из Китая и заботился обо мне все это время. Нехорошо будет, если я останусь у вас, а он захочет, чтобы я вернулась.

– Что ж, мы не будем тебя переубеждать, – спокойно сказала миссис Фолкон. – Мы не та семья, где хозяин устанавливает свои законы и решает за каждого, что для него хорошо, а что – плохо, Люси. Гарри этого не хочет. Мы считаем, что каждый волен поступать и думать так, как он желает. – Она мельком взглянула на Роберта: – До тех пор, пока он не приносит вреда другим.

Мистер Фолкон щелкнул языком.

– Бьюсь об заклад, старина Грешем считает нас бестолковой компанией вместе с нашими необузданными и неугомонными лондонскими друзьями. Возможно, мы с Тиной не достаточно печемся о вещах материальных. – Он виновато посмотрел на Роберта: – Уж Роберт уверен, что это именно так. Его право. Но мы не говорим ему, как он должен жить, а он пытается не учить жить нас. Мы любим своих друзей, что бы там о них не говорили. Они честные люди, хотя ведут себя иногда не так, как принято. Мы живем так, как хотим, никому не принося зла и не жалуясь, если жизнь нас бьет. – Он встал, подошел к жене и, нисколько не смущаясь, поцеловал ее. – И мы счастливы, не правда ли, любовь моя?

Я была так рада за них, что у меня навернулись слезы. Мистер и миссис Грешем никогда не проявляли такой привязанности. Позже, когда мы сидели в столовой за простым, но вкусным завтраком, я все время ощущала силу любви, которая связывала мистера Фолкона и его жену. Роберт, однако, был другим. В отличие от своих родителей, он думал о будущем, и было совершенно понятно, что его сильно беспокоит судьба «Луноловов». Когда я прислушалась к разговору за столом, то поняла, что речь идет именно об имении.

– Твоя философия беззаботной жизни хороша в теории, отец, – довольно дружелюбно сказал Роберт, наливая себе белого вина из графина, – но в один прекрасный день все это рухнет. – Он помрачнел. – Вполне возможно, в следующем году.

– Ах, не будь пессимистом, мой мальчик, – с жаром ответил мистер Фолкон. – Джордж Бентон говорил на днях, что если я захочу, то неплохо заработаю на портретах богатых и тщеславных женщин.

– Но ты не захочешь, ведь так? Потому что тебе не по душе такая живопись.