– Знаешь, я глядел на вас из кустов. На ваши тренировки. Потом, как вы с Евой целовались. Мне было больно, очень больно. Но теперь уже я буду смотреть, как ты мучаешься, глядя на мой пистолет. Ну, вспоминай всю свою жизнь. Что там у тебя было? Школа? Институт? Мама-папа-первая любовь?.. Только про Еву не думай. Будет еще больней. Она теперь моя. Ева теперь всегда будет моя. И я предоставлю ей такую жизнь, какую она заслуживает. У меня была большая цель в жизни, и я ее добился. А теперь прощай. Молись, если хочешь. Или пой гимн твоего долбанного Движения, если знаешь. Скоро ты встретишься и с Анджеем, и с Зоей, и со всеми остальными твоими товарищами… Куда тебя – в лоб, в грудь или… – он прицелился в низ живота.

Герман напрягся, чтобы прыгнуть за соседний с ним стол – будь, что будет, может, все-таки только ранит, и еще удастся побороться за жизнь. Но он не успел осуществить задуманное, так же, как и Эраст, выстрелить. Откуда-то сбоку раздался голос:

– Здесь нельзя стрелять.

Эраст, видимо, уже навсегда распрощавшийся с Германом, вздрогнул и опустил пистолет. Он повернул голову в сторону голоса и послушно сказал:

– Извини, я забыл…

Герман сообразил, почему здесь нельзя стрелять. Любая пуля могла вывести из строя и отдельный компьютерный блок и даже целую отдельную систему, уничтожив таким образом значительную часть базы данных.

Он посмотрел в сторону голоса и увидел за небольшой распахнутой стеклянной дверью кресло на колесиках. В нем сидел старик. Он повторил:

– Здесь нельзя стрелять.

Сказав это, старик надел на лицо кислородную маску. Он тяжело дышал.

Эраст усмехнулся:

– Ничего, я и без пистолета с ним разберусь.

Он сунул оружие куда-то под одежду. Герман покачал головой:

– Ты уверен?

– Уверен, – в руке Эраста блеснул нож.

На Германа, однако, это не произвело впечатления:

– Да, тренировок по уворачиванию от пули у меня не было. А вот против ножа… Ты же видел сам – мы отрабатывали.

Эраст перекинул нож из одной руки в другую:

– Не беспокойся, я тоже тренировался.

Герман глянул на старика. Тот уже несколько успокоил дыхание, смотрел на них, очевидно, не собираясь занимать чью-либо сторону. Старик снял кислородную маску и подтвердил предположение Германа:

– Давайте, мальчики, решите все сами.

Эраст кивнул:

– Сейчас я все решу.

Он еще несколько раз перекинул нож из руки в руку, сделал шаг вперед, но тут как бы споткнулся на ровном месте. Герман в этот момент по какому-то наитию развернул грудь. Он не видел летящего ножа и почувствовал его уже впившимся в левое плечо. Было больно. Очень больно. Ему померещилась радуга.

А Эраст спокойно выпрямился:

– Видишь, я же сказал, что тренировался. Там в кустах, пока вы с Евой тискались, знаешь, сколько сосен я продырявил, представляя тебя на их месте. Вот ты уже и наполовину труп.

– Только наполовину, – проскрежетал Герман.

Эраст же усмехнулся:

– Ну, это дело поправимое.

Он достал откуда-то из-под одежды второй нож. Герман покачал головой:

– Да, ты хорошо подготовился.

Эраст развел руками:

– Я всегда ко всему хорошо готовлюсь. Вспомни хотя бы операцию по зачистке лагеря. Чтобы собрать по окрестным лесам столько народу и удержать его на одном месте – это постараться надо. Я – хороший, нет, я – лучший организатор в мире.

– Сволочь ты.

Тот играл ножом:

– Я просто делаю свою работу. А вот ты готовишься плохо. Схема здания у тебя фальшивая. Ни оружия, ни бронежилета у тебя в самый неподходящий момент не оказалось…

Эраст перебросил из руки в руку и этот свой второй нож. Видимо, он готовился добить Германа. Но тот не стал ждать. Правой рукой вытянул нож из левого плеча, при этом чуть не потеряв сознание от боли. Пошатнулся, но устоял.

Герман сделал несколько махов ножом, показывая, что собирается вступить в ближний бой с Эрастом. Тот усмехнулся, продолжая перебрасывать свой нож из одной руки в другую:

– Сейчас я тебя однорукого завалю.

И это было последнее, что он сказал. В его горло вонзился нож Германа, брошенный снизу кистевым броском без замаха:

– Мои тренировки были лучше.

Родион снова выручил его. И Герман как будто снова услышал слова, очень давно сказанные ему бывшим штурманом во время занятий на острове: «Дай бог, не понадобиться, но уже если вдруг, то не промахнись. Может быть, это будет твой единственный шанс выжить…» Понадобилось. И он воспользовался этим единственным шансом.