Сколько раз она воображала эту встречу, и вот все произошло! Она чувствовала себя близкой к обмороку.

– Боже мой, – внезапно произнес Дэвид, осматривая Катарину с ног до головы. – По правде сказать, я ожидал совсем другого.

– Что же? – еле произнесла она.

– Ну, что-то более детское.

– Я не ребенок.

– Ты хочешь сказать, что ты просто не хочешь им быть. Ты так всегда одеваешься?

– Да.

Пальцы Дэвида стали непроизвольно сжиматься и разжиматься:

– Ты так похожа на свою мать. Когда я увидел тебя у окна… В общем, полная ее копия.

Он стал пристально изучать каждую черточку ее лица, словно пытаясь найти какое-то сходство с самим собой. Катарине было интересно, увидел ли отец то, что так страстно желал увидеть. Но испытующее выражение лица постепенно исчезло, и появился оценивающий, чисто мужской взгляд. Он пристально вглядывался теперь в ярко накрашенные губы, скользнул по тугой, выпирающей из кожаного платья груди, по подчеркнуто обтянутым бедрам. Катарина видела, как ослабли крепко сжатые губы отца и постепенно начали растягиваться в улыбке, таящей в себе нечто циничное.

Интуитивно Катарина поняла, что отец хочет зацепиться за что-то такое, что можно презирать. Довольно быстро он, кажется, нашел, что искал. Скорее всего, что-то во внешнем виде Катарины. И тогда словно все вновь встало на свои места, и этот человек вновь обрел уверенность. Он даже подбоченился, прежде чем произнес:

– Твоя мать тоже была небрежна с косметикой.

Первое потрясение от встречи успело пройти, и из глубин души вновь всплыло старое холодное чувство:

– Удивительно, что ты помнишь это.

– Что? Помню? Ах да, жена предупредила меня, что ты не дура. Это правда?

– Правда.

– Тогда не играй со мной. Никогда. – Взгляд отца вновь скользнул по откровенному вырезу на платье дочери. Наверное, так же, с чувством превосходства, он смотрел когда-то на ее мать. – Не смей больше надевать это платье.

– Почему?

– Выглядишь, как проститутка.

– Проститутка?

– Путана по-вашему.

Она почувствовала, как лицо словно обожгло что-то.

– Неужели твоя бабушка одобрила все это?

Катарина крепко сжала зубы от злости.

– Бабушка последнее время не вставала с постели, где ей было знать, как одевается внучка.

– Понятно. Ну здесь тебе гарантирован надежный присмотр. Теперь тебе не надо заботиться о себе самой. Ты у меня дома, значит, и вести себя надо соответственно.

Он взглянул на часы – тонкий золотой диск, затерявшийся в рыжих волосах на запястье:

– Надеюсь, тебе известно, что в своей стране я человек весьма значительный?

– Известно.

– Таких, как я, – около тысячи в Британии.

– И что же из того?

– А то, что у таких людей всегда есть враги, и некоторые люди готовы любой ценой сбросить меня вниз.

– Почему?

– Такова парламентская система. Таковы правила игры. Социалисты – наши враги. И они готовы пойти на все, чтобы уничтожить кого-нибудь из нас.

– Тогда я социалист, – коротко ответила Катарина.

– Что ж, положение затруднительное. Тогда послушайся моего совета – держи при себе свои взгляды и никогда не выходи на люди в подобной одежде.

– Я буду одеваться так, как хочу.

– Нет. Так, как тебе скажут, – отрезал Дэвид. – И я не хочу, чтобы ты разговаривала обо мне с кем попало. Я запрещаю тебе это. Не важно, какими бы милыми и добрыми ни казались тебе люди. Даже если они предложат деньги или, – Дэвид явно не мог подобрать нужного слова, – какую-нибудь безделушку. Не говори лишнего. Просто скажи, что ты мне многим обязана. И я буду очень признателен тебе. И все. А лучше всего вообще старайся никому не рассказывать, что я твой отец. Понятно?

– А чего ты так стыдишься, папа?

Его недовольство она ощутила тут же.

– Стыдиться мне нечего, девочка.

– Но тогда почему ты запрещаешь мне разговаривать с людьми и касаться в разговоре твоей персоны, даже если будут предложены деньги и… безделушки?

Последние слова Катарина произнесла с явной иронией. Лицо Дэвида в один миг сделалось холодным и непроницаемым.

– Кажется, ты меня не совсем поняла.

Катарину начала бить мелкая дрожь.

– Нет. Вполне. Тебе стыдно иметь незаконнорожденную дочь. Но я тебя почему-то не стыжусь, хотя вполне могла бы.