– Давайте без шуток, – осадил ее лейтенант. – У нас не Франция. У нас следствие ведет прокуратура.

– А вы?

– Мы ей помогаем, – сказал лейтенант, и Лидочка поняла, что его не устраивает такой порядок вещей, он предпочел бы французские порядки.

– Значит, вы как служебная собака, – рискованно произнесла Лидочка. Но лейтенант почему-то не обиделся, а понял ее правильно.

– Вот именно, – сказал он. – Мы прибегаем, берем след, догоняем, хватаем, получаем пулю в живот, а Чухлов разбирает бумажки и проявляет неудовольствие. Все верно.

– Чухлов – это следователь?

– Следователь прокуратуры, – уточнил Шустов. – Мы с вами поговорим, а он прочтет.

– Так, может, ему лучше сразу поговорить со мной?

– Если он сочтет нужным, то он вас вызовет. А может, не вызовет. У него тридцать дел, только и успевает закрывать.

Они помолчали. Этим Лидочка выражала сочувствие своему знакомому милиционеру. Но оказалось, зря.

– И это хорошо, – признался Шустов. – А то бы меня вообще делами завалило. Я же за день два-три раза выезжаю, в городе беспредел. Когда мне все расследовать?

– Значит, он не успевает, и вы не успеваете, – поняла Лидочка.

– Но записать все нужно, – закончил разговор лейтенант. – Вы оказались одной из двух свидетельниц.

– А кто вторая? – Лидочке вдруг стало обидно, что она потеряла монополию из-за того, что какая-то бабуся с шестого этажа выглянула на шум.

– Как кто? Забыли, что ли? Лариса, ваша соседка, – она же тащила его.

– Я думала, что она – потерпевшая.

– А в чем она потерпевшая? Что пальто кровью испачкала?

– Ее могли убить.

– Но ведь не убили.

– Вы жестокий человек, лейтенант.

– Жизнь заставляет… Не улыбайтесь, я даже не шучу. Вы бы насмотрелись на то, что я вижу, – вообще бы в человечестве разочаровались. А я терплю. Жена бывшая меня просто умоляла – Андрюша, уйди из розыска, будем хорошо жить, устроишься, как человек. Чудачка. Я же авантюрист.

– Значит, вами управляет не совесть?

– А вы детективы читали? Наши, совковые?

– И не деньги?

– Теперь за американские принялись. Давайте перейдем к делу. Меня в любой момент могут отозвать. Чует мое сердце, надвигается бешеный день. Итак, начнем с начала: ваше имя, отчество?

– Берестова Лидия Кирилловна.

– Год рождения?

– Тысяча девятьсот пятьдесят девятый.

– Вот бы никогда не подумал.

– А что вы подумали?

– По крайней мере, на десять лет моложе.

– Нет, к сожалению, я гожусь вам в тети.

– Очень любопытно. Только я вас тетей называть не буду.

– Я этого и боялась.

– Проживаете по адресу…

– У вас указано.

– Что можете сообщить по поводу событий, имевших место возле вашего подъезда вчера, в семь часов утра? Почему вы так рано поднялись?

– Я провожала мужа в командировку.

– Куда?

– Это имеет отношение к делу?

– Возможно.

– Он улетал в Каир, на конференцию по коптскому искусству.

– Он что, этим искусством занимается?

Лидочка уловила в вопросе снисходительность настоящего мужчины, который занимается настоящим делом, к недомерку-искусствоведу.

– В частности, он разбирается и в этом. Иначе зачем бы египетскому правительству его приглашать?

– Не знаю, – отрезал лейтенант.

Было очевидно, что на месте египетского правительства он загнал бы Лидочкиного мужа на полуостров Таймыр.

– Расскажите, что вы видели.

– Было тихо, – почему-то Лидочка вспомнила сначала, как было тихо. – И вдруг я услышала, что к дому подъезжает машина. Я решила, что Андрей что-то забыл, понимаете?

– Конечно, понимаю. Самое обидное, – согласился следователь. – Я как-то билет дома оставил. На самолет. Подхожу к стойке для багажа, чтобы отметиться, и вспоминаю, что билет лежит на столе. Дома лежит, понимаете?

– Понимаю, – сказала Лида.

Перед окном проехал троллейбус. Люди поднимались, готовясь выйти на последней остановке. Шустов записывал. Из-за этого возникла пауза.

– Пора вам переходить на диктофоны, – сказала Лида.

– Пленки не подпишешь, – возразил Шустов. Он поставил жирную точку и произнес: – Продолжим наш разговор. Следовательно, вы подошли к окну. Кстати, ваш муж уехал на служебной машине?

– Нет, на такси, – сказала Лидочка. – Я подошла к окну и увидела другую машину, белую «Тойоту». В ней было двое. Один толстолицый в большом длинном пальто, вернее всего, верблюжьего цвета.