Шрифт:
— Так… — протянул следователь. — Понятно…
— Что ты задумал? — спросил Ремизов.
— Сейчас узнаешь, — ответил Романов и вышел.
Он вернулся через несколько минут. Сказал:
— Пойдем. Начальник Дончека приехал.
Когда они вошли в кабинет Скорятина, тот стоял у белевшей во всю стену карты Донской области. Повернувшись на скрип дверей, он поздоровался и, прихрамывая, пошел к столу.
— Это товарищ Ремизов, — сказал следователь, — из портового комитета. Коммунист.
Начальник Дончека еще раз кивнул Ремизову и, устало положив руки на стол, помолчал. Затем сказал:
— Погиб сегодня начальник охранного эскадрона. Боевой мой товарищ… В бою погиб…
Помолчали.
— Что у вас? — спросил Скорятин.
Следователь рассказал о письмах, найденных у капитана «Атланта», о составе команды, о портфеле, о письме на имя капитана, о проложенном на карте маршруте, о судне, которое послезавтра должно выйти из Таганрога.
— Я думаю так, — сказал он, — они хотели угнать «Атлант» за границу. Этого им не удалось, тогда они сделали ставку на второе судно.
— Логично, — сказал Скорятин, — а что с этим субъектом с окраины?
— Надо его брать, — отрезал Романов, — арестуем немедленно.
— Нет, — сказал Скорятин. — У нас пока есть время. Подождем до рассвета. Может быть, он здесь не один. Если же к нему никто не явится, на рассвете арестуем. А вот насчет Таганрога надо подумать. Угнать судно не так-то просто. Такое готовят заранее…
Скорятин повернулся к Ремизову.
— А ты как, товарищ, думаешь?
Ремизов чуть кашлянул в кулак, прочищая горло, и, навалившись широченной грудью на край стола, сказал:
— Насчет того, что трудно, — это точно, но уж больно все концы сходятся. Я считаю…
Антон терпеливо и долго ждал Романова. Гостиница заснула не сразу. До полуночи гремели шаги в коридорах, раздавались голоса, потом шаги стали реже, голоса приглушеннее, и, наконец, все смолкло.
Изредка внизу, в вестибюле, хлопала дверь, но потом и ее не стало слышно. А он все ждал.
Разные думы приходили к Антону. Он мечтал, как будет хорошо, если он навсегда останется жить с Романовым. Будет ждать его вот так вечерами, вымоет комнату, будет ходить за пайком, а позже и сам начнет работать в ЧК. С этими мечтами он и уснул. Романов в эту ночь домой не пришел.
Рассвет долго зрел за Доном. Наконец пополз по улицам парной туман: белый, клубящийся, и сразу же вспыхнул у горизонта первый багряный луч.
— Пойдем, — поднялся следователь и шагнул от плетня на дорогу. Мягкая пыль заглушала шаги.
Подойдя к калитке, он взялся за влажное от росы кольцо, и тут же от сарая бросилась, задыхаясь в лае, собака.
Кто-то из красноармейцев перехватил ее и, свалив, прижал к земле. Ремизов шагнул к дверям, навалился всем телом. Косяки затрещали.
Когда следователь вбежал в комнату, хозяин, полуодетый, рвал оконную раму. Рама не поддавалась.
— Спокойно, — негромко сказал Романов.
Хозяин повернулся, лицо у него дрожало.
— Спокойно, — повторил Романов. — Вы арестованы.
Пока арестованный одевался, к дому подкатила телега.
— Эй! — закричал с телеги возчик. — Хозяин!
Один из красноармейцев вышел к нему.
— Что тебе, дядька?
— Да вот сосед подрядил свезти его в Таганрог, — сказал возчик, слезая с телеги.
На голоса вышел Ремизов. Толкнул калитку. Дядька возился в телеге, перекладывая мешки.
— Здорово живешь, — подходя, сказал Ремизов.
— Здорово, коли не шутишь, — покосился возчик.
— Так куда подрядил тебя сосед? — спросил Ремизов.
— До Таганрога.
— А который сосед?
— Да вот тутошний, приезжий человек.
Романов, стоя у окна и не сводя глаз с арестованного, прислушивался к разговору.
У арестованного тряслись руки, и он никак не мог застегнуть пуговицы.
«А на расчет ты жидковат, — подумал Романов, глядя на эти прыгающие руки. — Все вы такие. Гонору барского, спеси — полный короб, а к ответу стройся — голубая кровь не выдерживает».
— Давайте поживей собираться, — сказал он, — тянуть нечего.
— Мы вас слушаем, — сказал начальник Дончека.
— Я хочу выслушать вас, — ответил арестованный. — На каком основании я подвергнут аресту?
Видно было, что он успокоился, и лицо его, как прежде, было надменным, холеным и злым.