Женщина выгнулась дугой и что-то крикнула. Стоп, кажется, нужно петь. Они так сказали. Песня, чтобы приветствовать ребёнка. Что за песня? Откуда ей, Дафне, знать нужную?

А может быть, и неважно, что за песня. Главное, чтобы она звала ребёнка в мир, чтобы приветствовала его дух, чтобы ребёнок захотел родиться. Да, похоже, это именно так, но откуда вдруг у Дафны взялась такая уверенность? И в голове у неё всплыла песня, очень старая — Дафна знала её, сколько себя помнила. Эту песню пела ей мама, когда мама ещё была.

Дафна склонилась над женщиной, тщательно прокашлялась и запела:

— Ты мигай, звезда ночная! Где ты, кто ты — я не знаю… [8]

Женщина удивлённо взглянула на неё и расслабилась.

— Высоко ты надо мной, как алмаз во тьме ночной, — выпевали губы Дафны, а мозг в это время думал: «У неё много молока, она легко прокормит двоих — надо сказать, чтобы другую женщину и младенца тоже принесли сюда». За этой мыслью последовала другая: «Неужели это я сама только что подумала? Но я даже не знаю, как родятся дети! Надеюсь, крови не будет… Не выношу вида крови…»

Кажется, что-то началось. Дафна осторожно отодвинула юбку женщины. О, так вот, оказывается, как это происходит. Боже мой. Я не знаю, что делать! И тут возникла другая мысль, словно выскочив из засады: «Вот что ты должна сделать…»

Мужчины ждали снаружи, у входа в Женскую деревню. Они чувствовали себя лишними, ненужными, как и положено в таких обстоятельствах.

Мау наконец запомнил, как их зовут. Милота-дан (старший брат, большой, на голову и плечи выше любого человека, которого Мау когда-либо видел) и Пилу-си (маленький, торопливый, почти всё время улыбается).

Оказалось, что Пилу болтает за двоих:

Мы как-то раз полгода плавали на лодке брючников, доплыли однажды до большущей деревни, она называется Порт-Мерсия. Весело было! Мы видели большие дома из камня, и у брючников есть мясо, которое называется говядина, и мы научились говорить на их языке, а потом они завезли нас обратно домой, дали нам большие стальные ножи, иголки и трёхногий котёл…

— Тихо. — Мило поднял руку. — Она поёт! По-брючниковски! Пилу, давай переводи, ты лучше всех знаешь их язык!

Мау подался вперёд.

— О чём эта песня?

— Слушай, нас учили тянуть верёвки и таскать тяжести, а не песни разбирать, — жалобно сказал Пилу.

— Но ты же сказал, что выучил их язык!

— Я могу кое-как объясниться! А эта песня очень сложная! Мм…

— Брат, это ведь важно! — сказал Мило. — Это первое в жизни, что услышит мой сын!

— Тихо! Кажется, она поёт про… звёзды, — сказал Пилу, скрючившись в мучительном напряжении мысли.

— Звёзды — это хорошо, — сказал Мило, одобрительно оглядываясь по сторонам.

— Она говорит, что дитя…

— Сын, — твёрдо сказал Мило. — Это будет мальчик.

— Э… да, конечно. Он будет… да, он будет, как путеводная звезда, вести людей в темноте. Он будет мигать, но я не знаю, что это значит.

Они посмотрели вверх, в рассветное небо. Последняя звезда посмотрела на них и замигала на совершенно непонятном языке.

— Он поведёт людей? — спросил Пилу. — Откуда она знает? Это очень сильная песня!

— Я думаю, она всё сочиняет! — отрезал Атаба.

— Да ну? — надвинулся на него Мило. — Ты точно знаешь, что мой сын не будет великим вождём?

— Ну, не то чтобы, но…

— Стойте, стойте, — сказал Пилу. — Кажется… он будет искать значение звёзд, я в этом почти уверен. И… ты видишь, я стараюсь, но это нелегко… из-за того, что он будет стараться это узнать, люди не останутся… в темноте. — И добавил: — Это было непросто, знаешь ли! У меня теперь голова болит! Это работа Для жреца!

— Тихо, — сказал Мау. — Я, кажется, что-то слышал…

Они замолчали, а младенец завопил снова.

— Мой сын! — воскликнул Мило, а остальные разразились приветственными криками. — И он будет великим воином!

— Э… я не уверен, что это значило… — начал Пилу.

— Ну, во всяком случае, великим вождём, — отмахнулся Мило. — Говорят же, что родильная песня — пророчество. Такие слова в такое время… да, они вещие, я не сомневаюсь.

— А у брючников есть боги? — спросил Мау.

— По временам. Когда они про них вспоминают… Эй, вон она идёт!