Шрифт:
– Это еще не все, Кейн Грэм! Я просто слишком устала, чтобы бороться с тобой сейчас!
– Знаю, любимая. Ты права, это еще не все. Это только начало. – Он ухмыльнулся и добавил: – Ох какую замечательную историю нам придется рассказать нашим детям…
– Попомни мои слова, пират. Если ты не отпустишь меня сию же минуту, я превращу твою жизнь в ад. А потом все равно убегу, обязательно убегу. Скорее всего – завтра.
Кейн изобразил удивление.
– Убежишь? Но женам нет необходимости убегать от своих мужей, Линни.
– О, какой же ты тупоголовый! Что с тобой случилось? Разве ты никогда не брал в свою постель женщину, а потом не бросал ее?
– Конечно. Много раз.
– Тогда почему ты не позволяешь мне поступить так же? Кстати, что у тебя с Сюзанной Беккер и с Элис? Они обе вчера не сводили с тебя глаз. Держу пари, что любая из этих женщин с удовольствием выйдет за тебя замуж, какие бы у тебя ни были причины для женитьбы.
Кейн громко рассмеялся.
– Знаешь, Линни, ты удивительная женщина. И беседы с тобой – весьма занятные.
Она попыталась что-то сказать, но он поцеловал ее в губы, а затем принялся покрывать поцелуями шею и обнаженное плечо.
– Нет, не надо… – прошептала Мэдлин, но было очевидно, что ей вовсе не хочется протестовать.
По-прежнему лаская свою пленницу, Кейн прижал ее спиной к бархатным подушкам, а она, тихонько вздыхая, проводила ладонями по его плечам и груди. В какой-то момент Кейн сбросил с себя сюртук, а потом Мэдлин почувствовала, что он распускает ее корсет. Но она не стала противиться – напротив, с готовностью отдалась его ласкам. Желание ее с каждым мгновением возрастало, и теперь из горла вырывались сладострастные стоны. Когда же рука Кейна скользнула ей под юбку, а пальцы коснулись влажного лона, Мэдлин громко вскрикнула – ей казалось, она больше не выдержит этой сладостной пытки. И почти в тот же миг Кейн вошел в нее – она даже не заметила, когда он успел расстегнуть бриджи. Мэдлин снова застонала и шевельнула бедрами, старясь уловить ритм его движений.
Прошла минута-другая, и она, содрогнувшись, громко закричала, а потом замерла в изнеможении. Кейн вошел в нее еще несколько раз – и тоже затих.
Отдышавшись, Мэдлин шевельнулась и попыталась покрепче прижаться к груди Кейна. Ей было очень уютно рядом с ним, и она вдруг почувствовала, что засыпает. Конечно, она не собиралась выходить за него замуж, но не сейчас же говорить об этом… Нет, сейчас она слишком устала, а вот потом, когда отдохнет…
«Не будет никакой свадьбы», – подумала Мэдлин, погружаясь в сон.
Открыв глаза, она прищурилась от яркого солнечного света, проникавшего в комнату сквозь тонкие розовые шторы. «Где я?» – спросила себя Мэдлин, приподнимаясь. Она лежала под ярким лоскутным одеялом, на столбиках кровати красного дерева были вырезаны ананасы и какие-то листья. Такие же листья украшали шкаф, стоявший у противоположной стены. У окна стояли туалетный столик и широкое кресло, рядом с ними высокое зеркало в золоченой раме. У противоположной стены, рядом с камином, располагались еще два кресла и небольшой диванчик. Причем в одном из кресел дремала молоденькая горничная. Мэдлин почти сразу же ее узнала – эта девушка помогала ей раздеваться, когда она уже на рассвете ложилась спать. И ей тут же вспомнилось все, что происходило до этого, вспомнилось во всех деталях.
Едва сдерживая гнев, Мэдлин вскочила с кровати и стала ходить по комнате, собирая свои вещи.
Горничная тоже проснулась, пожелала ей доброго утра и выбежала из комнаты, сказав, что вернется с завтраком.
Мэдлин завтрак не интересовал. Она была слишком зла, чтобы есть. Быстро одевшись, она отыскала в шкафу свою сумку – и тут же в ужасе замерла. Немного помедлив, сунула руку в потайной кармашек сумки и вздохнула с облегчением – деньги оказались на месте.
Тихонько выскользнув из комнаты, Мэдлин прошла по длинному коридору и стала спускаться по лестнице. С многочисленных портретов, висевших на стенах, на нее смотрели мужчины, женщины и дети всех возрастов. В самом конце лестницы ее внимание привлекла последняя из картин. По сравнению с остальными она казалась довольно новой. Мужчина, похожий на Кейна, стоял позади сидящей в кресле женщины. Наверное, это была мать Кейна, потому что у нее были такие же ярко-голубые глаза и чувственные губы. На траве же, перед мужчиной и женщиной, сидели два мальчика и девочка, и еще один мальчик, постарше, стоял рядом с мужчиной.
Кейн? Да, конечно, он! У молодого человека были пронзительные голубые глаза, и во всем его облике чувствовались сила и решительность. Кроме того, при первом взгляде на него становилось ясно, что он человек чести.
То же самое Мэдлин увидела в нем, когда впервые встретила, вернее – когда поняла, что его не следует бояться. И сейчас он был все тот же, обладал теми же качествами, просто ей очень не хотелось это признавать. Потому что если бы она это признала, ей пришлось бы по-другому взглянуть на мужчин вообще, пришлось бы пересмотреть свои взгляды, а она ужасно этого боялась. Боялась, так как была уверена: когда она уже привыкнет к нему, когда уже не сможет без него обходиться, он обязательно причинит ей боль, ужасную боль…
То и дело озираясь, Мэдлин на цыпочках прошла по холлу. Но поблизости никого не было, и она, с облегчением вздохнув, поспешила к парадной двери. Выскользнула за дверь, она тихонько притворила ее за собой, потом быстро спустилась по ступеням крыльца.
Мэдлин намеревалась найти конюшню и заплатить кому-нибудь из слуг, чтобы ее отвезли в порт. Она надеялась, что слуги в конюшне не посмеют ее расспрашивать, потому что для них она – просто гостья хозяев. Да, они должны исполнять ее требования, если только хозяин дома специально не приказал им что-то другое.