Майло вернулся, тяжело опустился на стул, обхватил могучими руками стакан и принялся тихонько его вертеть — получился маленький водоворот из водки.

— Джон Дж. Брусард, — сказал я.

— И никто другой.

— То, как он и его приятель на тебя давили… Ну прямо как в книгах Кафки.

Он улыбнулся:

— Проснувшись сегодня утром, я обнаружил, что превратился в таракана [11] ? Да, старина Джон всегда был мастером подобных штучек. И поделом ему, верно?

Джон Дж. Брусард являлся начальником полиции Лос-Анджелеса чуть больше двух лет. Его лично назначил уходящий в отставку мэр, чтобы, как говорили многие, заставить замолчать тех, кто открыто критиковал расовую политику полицейского департамента Лос-Анджелеса. Брусард обладал военной выправкой и пугающе деспотичным нравом. Городской совет ему не доверял, а большинство подчиненных — даже черные полицейские — презирали за прошлое, в котором он выступал в роли охотника за головами. Открытая травля тех, кто сомневался в правильности его решений, очевидное равнодушие к обеспечению порядка на улицах города и одержимость вопросами внутренней дисциплины помогали дополнить и без того не слишком приглядную картину. Брусард, казалось, наслаждался тем, что окружающие его ненавидят.

Во время церемонии принесения присяги, одетый, как всегда, в парадную форму и увешанный разноцветными ленточками, новый шеф полиции торжественно провозгласил, какой будет его главная задача: полнейшая нетерпимость к любым нарушениям со стороны подчиненных. На следующий день Брусард уничтожил тщательно оберегаемую всеми систему связи между полицией и горожанами, заявив, что она ни в коей мере не служит снижению уровня преступности, а панибратские отношения с простыми гражданами лишают департамент профессионализма.

— Безупречный Джон Дж. Брусард, — сказал я. — Возможно, именно он похоронил дело Джейни Инголлс. Есть какие-нибудь идеи — почему?

Майло ничего не ответил, сделал еще глоток и снова посмотрел на альбом с фотографиями.

— Похоже, его действительно прислали именно тебе, — сказал я.

Он по-прежнему молчал, и я немного повременил.

— Какие-нибудь новые факты по делу Инголлс? Майло покачал головой.

— Мелинда Уотерс так и не нашлась?

— Даже если бы и нашлась, я бы об этом не узнал, — ответил он. — Когда я перешел в новый участок, то оставил это дело. Она вполне могла выйти замуж, нарожать детей и сейчас живет в симпатичном маленьком домике с большим современным телевизором.

Он говорил слишком быстро и слишком громко. Я достаточно хорошо разбираюсь в своем деле, чтобы услышать в голосе беспокойство.

Майло провел пальцем под воротником. Лоб его блестел от пота, морщины вокруг губ и глаз стали еще отчетливее.

Он допил третий стакан, встал и направился в сторону кухни.

— Жажда замучила? — заметил я.

Майло замер на месте, потом резко развернулся и наградил меня мрачным взглядом.

— Кто бы говорил. Посмотри на свои глаза. Еще скажи, что ты бросил пить.

— Сегодня утром не выпил ни грамма, — заметил я.

— Поздравляю. Где Робин? — сурово потребовал он ответа. — Что, черт подери, между вами происходит?

— Ну, — ответил я, — почтальон принес мне кучу всего интересного.

— Угу. Где она, Алекс?

Слова застряли у меня в глотке, и я начал задыхаться. Мы молча смотрели друг на друга. Он рассмеялся первым.

— Я скажу, но только после тебя.

Я рассказал ему основное.

— Значит, для нее это была возможность проявить себя, — сказал Майло. — Она успокоится и вернется.

— Может быть, — ответил я.

— Такое и раньше случалось, Алекс. Спасибо за напоминание, приятель.

— Знаешь, сейчас мне кажется, что это другое. Она молчала о предложении две недели.

— Ты был занят, — напомнил он.

— Думаю, дело не в моей занятости. Знаешь, она так странно на меня смотрела в Париже. А потом уехала. Трещина стала шире.

— Ладно тебе, — сказал Майло. — Где твой оптимизм? Ты же всегда проповедуешь, что в жизни следует видеть только хорошее.

— Я не проповедую. Я предлагаю.

— В таком случае я предлагаю тебе побриться, протереть глаза, надеть чистую одежду, прекратить игнорировать ее звонки и, ради всех святых, попытаться все исправить. Вы с ней ведете себя, как…

— Как?

— Я собирался сказать, как муж и жена, которые прожили вместо сто лет.

— Мы ведь не женаты, — ответил я. — Мы с Робин столько лет вместе, но ни один из нас не предложил узаконить наши отношения. О чем это говорит?

— Вам не нужны бумажки. Поверь, я очень хорошо все понимаю.

Они с Риком живут вместе очень долго, гораздо дольше, чем мы с Робин.

— А вы бы узаконили ваши отношения, если бы могли?

— Возможно. Наверное. А что вообще между вами произошло? Какие проблемы?

— Это очень сложно, — заявил я. — И я вовсе не избегаю ее. Просто так получается, что нам не удается поговорить.

— Постарайся сделать так, чтобы удалось.

— Она все время в разъездах.

— Лучше старайся, черт тебя подери.

— А с тобой что происходит? — спросил я.