Майло принялся рассматривать труп черного парня. Перевернул страницу, взглянул на кошмарный снимок мертвой женщины, затем на Джейни. Повторил все сначала.

— Суррогатные Уилли и Кэролайн… весьма необычно. Я показал на труп черного мужчины.

— Как думаешь, сколько ему лет?

Майло прищурился, разглядывая пепельное лицо:

— Около сорока.

— Если Уилли Бернс жив, сейчас ему сорок три. А это означает, что Швинн представил нам черного типа, намекая на нынешнего Уилли. Обе фотографии выцвели, возможно, они очень старые, но Швинн как будто сориентировал их на настоящее. Получается, что он закончил работать над своим альбомом недавно и хотел, чтобы ты обратил внимание на настоящее.

Майло принялся катать пустой стакан между ладонями.

— Ублюдок был хорошим детективом. Если наше начальство от него избавилось, потому что ему удалось раскопать какие-то факты касательно убийства Джейни, получается, насчет меня они были спокойны.

— Ты же только пришел в отдел…

— Они считали меня тупым дерьмом, которое только и может что выполнять приказы.

Он расхохотался.

— Возможно, когда Швинн узнал, что его заставляют уйти на покой, а тебя просто переводят в другое место, его подозрения на твой счет подтвердились. Может быть, он решил, что ты сыграл определенную роль в его отставке. Вот почему на протяжении многих лет ничего не говорил тебе о деле Джейни.

— А потом передумал?

— Он начал тобой восхищаться. Рассказал Мардж.

— Мистер Умиротворение, — проворчал Майло. — Он воспользовался помощью своей подружки или какого-нибудь старого копа в отставке, чтобы тот переслал альбом. А почему в таком случае они ждали семь месяцев после смерти Швинна?

Ответа у меня не нашлось. Майло попытался начать расхаживать взад и вперед, но ему не хватало места, мешала стиральная машина.

— А потом он свалился с лошади, — заявил Майло.

— Причем с такой смирной, что Мардж спокойно отпускала Швинна на прогулки одного. Но Акбар чего-то испугался. Мардж сказала «чего-то». Может быть, это был кто-то.

Майло посмотрел куда-то в пространство мимо меня, снова вышел на кухню, вымыл стакан, вернулся и хмуро уставился на альбом.

— Ничто не указывает на то, что смерть Швинна не была несчастным случаем.

— Ничто.

Майло прижал руки к стене, словно хотел сдвинуть ее с места.

— Ублюдки, — бросил он.

— Кто?

— Все.

Мы устроились в гостиной и погрузились в размышления, но ни одному, ни другому не удалось предложить ничего разумного. Я подумал, что если Майло устал так же, как я, ему требуется перерыв.

Зазвонил телефон, и он схватил трубку:

— Это я… что? Кто… да, неделю. Да… сделал… правильно. А что такое? Да, я только что вам это сказал, что-нибудь еще? В таком случае все. Эй, послушайте, назовите-ка мне свое имя и номер, а я…

На противоположном конце провода положили трубку. Майло продолжал держать трубку в вытянутой руке и жевал нижнюю губу.

— Кто это был? — спросил я.

— Какой-то тип утверждает, будто он из отдела кадров, хотел уточнить, действительно ли я взял отпуск и на сколько. Я ответил, что заполнил все необходимые бумаги.

— Утверждает, что он из отдела кадров?

— Я еще ни разу не слышал, чтобы они звонили и задавали подобные вопросы. А когда я спросил, как его зовут, он повесил трубку.

— Почему?

— Мне показалось, что его это очень беспокоит.

Майло убрал «Книгу убийств» в пластиковый пакет и сказал:

— Ей место в сейфе.

— Я и не знал, что у тебя есть сейф.

— Ну, я храню там свои драгоценности от «Картье» и «Тиффани». Подожди меня здесь.

Он ушел, а я остался размышлять над печальной истиной, которую узнал много пациентов тому назад: у всех есть тайны, и в действительности человек одинок в этой жизни.

Я тут же подумал о Робин. Где она? Что делает? И с кем?

Майло вернулся через несколько минут, уже без галстука.

— Есть хочешь?

— Не очень.

— Хорошо, тогда давай перекусим.

Он закрыл дверь дома, и мы вернулись в мою машину.

— Знаешь, насчет звонка… может быть, правила стали жестче, когда пришел Джон Дж. Брусард. У него же пунктик на дисциплине.

— Угу. Как насчет «Рая с хот-догом»?

Я поехал в Сан-Винсент и остановился у тротуара. «Рай с хот-догом» располагался вокруг гигантского хот-дога — еще одно доказательство примитивного мышления жителей Лос-Анджелеса. Он стал достопримечательностью, когда площадку для прогулок на пони, которая несколько десятков лет занимала угол между Ла-Синега и Беверли, сменило чудовище из стекла и бетона под названием «Беверли-Центр». Жаль, что Филип Дик умер. Через пару лет он бы смог стать свидетелем того, как в жизнь воплощается его «Бегущий по лезвию». А может, он знал, что так будет?